— Сидеть! Давно пора было Егорше дурь из башки выбить. Глядишь, толк будет… О, глянь-ка уж и целуются. А я что говорил? — Яков Белов довольно хмыкнул и подкрутил усы. — Куда? — спросил вновь подскочившую с лавки старуху.
— Так, внучатки с ночного вот-вот вернутся. Побегу к околице, перехвачу, к нам зазову. Деткам, чтоб мириться не мешали.
— И то, дело, Глашенька. Всех-то ты лучше, сударушка!
— Да что ты, соколик, что ты, — засмущалась старуха и засеменила к двери, на ходу подвязывая платок…
…Карлыгаш шла, ведя в поводу лошадь. Впереди светился огонёк костра. Там ждал Мадали. Он сразу поверил в Лунную красавицу и в то, что жена услышала зов Аспидной горы. Отпустил к могилам одну, сам же остался в степи. Сказал напоследок: «Если увидишься с дочерью, знай, я всегда приму девочку, как родную». Догадывался ли, что она может встретиться и с мастером? Теперь Карлыгаш была уверена — догадывался, но вновь не стал неволить, положившись на судьбу. Удивление от осознания своей любви к мужу, охватившее ещё на горе, не отпускало. Карлыгаш перебирала в памяти жизнь с Мадали, пытаясь обнаружить, когда зародилось это чувство. Вот он берёт на руки старшего сына, вот учит ездить на лошади младшего, вот побеждает на скачках в её честь, вот сердится на её брата, призывающего завести ещё парочку жён. За мыслями Карлыгаш незаметно дошла до костра.
— Тебе удалось приручить ласточку, Мадали, — произнесла она и увидела, как тревожное пламя в глазах мужа, расцветает цветком обжигающего счастья…
…Айслу отошла от пережитого потрясения даже быстрее, чем Виктор. Уже у подножья горы она начала делиться впечатлениями.
— Видишь, пап, меня не бросили! Я знала, всегда знала! Представляешь, я из прошлого. Поэтому никого и не нашли. А, правда, мама красивая? А я на неё похожа?
— Очень похожа, — ответил Виктор и рассказал дочери о своих снах. — Так что я, получается, давно знаком с твоей мамой, — улыбнулся он.
Айслу неожиданно остановилась, видно было, что на ум девочки пришла какая-то мысль.
— Пап, давай на мой «взрослый» День рожденья позовём Ритку. В смысле, Риту.
Виктор в недоумении вскинул брови.
— Дочь! Мы же расстались с Ритой. После вашей ссоры. Она повела себя неподобающе.
— Пап, да на её месте я бы мне вообще по роже надавала, — призналась девочка. — Ты не в курсе, я её постоянно доставала. Она дольше остальных продержалась. Ни разу не наябедничала. А я-то мечтала, что найдётся мама, и вы с ней поженитесь.
— Теперь не мечтаешь? — спросил Виктор.
— Ну, видно же, вы не пара. Ты не перебивай! Ритка стойкой оказалась. А тут я прочитала, что если в рамку из яшмы вставишь чью-то фотку, то можешь с этим человеком что хочешь делать.
— Ерунда какая. — Виктор пожал плечами.
— А Ритка поверила. Я ей всяких гадостей наобещала. Ну, что если с тобой останется, то под машину попадёт или руку сломает, а если залетит от тебя — урода родит. Пап, как думаешь, она меня простит?
Виктор задумчиво почесал в затылке.
— Получается, я тоже виноват перед Ритой, выгнал и даже не выслушал.
Айслу встрепенулась:
— Пап, она добрая, она тебя обязательно простит. А ты ей серёжки из яшмы подари. Те, что для меня сделал.
— Дочь, боюсь, Рита теперь долго об яшме даже слышать не захочет.
— Пап, ну не подумала я.
— Ладно, я тоже хорош. Давай наперегонки до дома?
Прыскали в разные стороны кузнечики. Ветер ударял в спину. Степь стелилась под ногами. Звёзды летели навстречу. А вслед светила полная луна, с проступившим на ней женским ликом. Словно сама Лунная красавица дарила ласковую улыбку.