Батюшке моему повезло, во времена его молодости наследников было мало, в царских семьях все больше царевны рождались, а межгосударственные связи укреплять было нужно. И взялись цари своих дочерей за приближенных сватать. Так и породнилось наше тридевятое царство с триседьмым, а я колечком обзавелась. Аккурат три дня назад и обзавелась. Матушка мне его перед приездом жениха моего несимпатичного отдала. Колечко это непростое, заговореное, сильное очень…от злых духов оберегает, проклятие снимает, рассудок хранит…
И, вот, жизнь мою сохранило. Потому что не быть бы мне сейчас живой, не прими меня Тугарин за царевну. Княжну-то он наверняка съел бы без всякого сочувствия.
Я висела в руках Змея, опасаясь даже дышать.
— Давай хоть попробуем. — просительные нотки в голосе Тугарина озадачили меня и странным образом смирили его собеседника.
— Сам будешь с ней нянчиться. — рубанул тот, ничуть впрочем не напугав этим Змея.
— Если на то твоя воля. — с энтузиазмом ответил он, уже деловито и самоуверенно спросив. — Позволено ли мне будет идти? Царевне нашей нужно покои подготовить…
— Твоей. Мне до нее дела нет.
— Это пока.
Показалось или нет, что сказано это было многообещающе и даже зловеще, но я на всякий случай забеспокоилась и постаралась как можно достовернее изображать беспамятство.
И шаги с поворотами считала очень усердно, и ступени, и вообще старалась запомнить дорогу, по которой Змей меня в «покои» нес. Очень предусмотрительно с моей стороны, к слову, потому что покоями оказалась мрачная, холодная темница, выбитая казалось в самом теле замка — в цельном камне. Без окон, с решетчатой, железной дверью и весьма скудной обстановкой: кроме узкой кровати и стула здесь не было ничего.
На кровать-то меня и сгрузили.
Тугарин постоял немного, пофыркал, вспоминая, как нелегко оказалось царевну в их злодейское логово затащить, и как мокро ему было меня в Гиблой реке выискивать. Надеялся, наверное, что я того стою…
Потом просто развернулся и ушел, не забыв запереть дверь. Связка злорадно звенела, когда он проворачивал ключ в замке. Я лежала, не двигалась — выжидала.
Кощеем Бессмертным нянюшки пугали меня с самого мальства, обещаясь отдать меня ему после каждой достаточно серьезной шалости. Сначала я боялась и плакала, потом просто боялась, к тринадцати годкам уже начала храбриться, в шестнадцати уверилась, что даже сам Кощей мне не страшен и смело огрызалась, требуя подать его мне прямо сюда. Уж тогда-то я ему покажу…
Лучше бы, наверное, боялась, с дядькой глупостями не занималась и в горнице безвылазно сидела, вышивкой занимаясь. Тогда бы не решила по дурости своей непроходимой, от жениха сбежать, смиренно приняла бы свою судьбу и сейчас не в темнице томилась, а дома, к отъезду готовилась. Раздражаясь на сенных девок и нервничая из-за предстоящей поездки в столицу.
Вместо этого я раздражалась на себя и нервничала из-за неминуемой встречи с Кощеем. Конечно, дурой я не была, и прекрасно понимала с кем Тугарин разговаривал, но одно дело в присутствии Бессмертного бесчувственной прикидываться, и совсем другое — смелой и не запуганной.
Были серьезные опасения, что не сдержусь я и расплачусь.
Недолго позвякав ключами, Тугарин повесил их на крючок, рядом с дверью, в недосягаемом для меня месте, будто бы издеваясь. Я лежала не шевелясь, ждала пока он не уйдет, потом еще немного — просто для порядка и на всякий случай. И лишь убедившись, что Змей меня покинул наверняка, медленно села на постели…хотя, какая это постель? Ни перины, ни одеял или подушек — только тонкая подстилка и прохудившееся в некоторых местах покрывало.
Повезло очень, что Водяной меня сразу высушил, будто играючи, всего-то подув мне на макушку: высушил и волосы, и одежду, и даже сапог…сапог, к слову, так и остался у Водяного. Один я в реке потеряла, вместе с Марькой, а второй мне был уже без надобности — босой и то удобнее.
Не помоги он мне, сейчас бы мерзла на сквозняке. Не то, чтобы я так не мерзла, но прекрасно понимала, что мокрой мне бы здесь совсем туго пришлось. Ребенком я была не болезным, дядька выправил да закалил, но даже его уроки не спасли бы меня от переохлаждения.
Зябко поджимая ноги, я дошла до двери, честно попыталась дотянуться до связки ключей — ржавых, длинных и каких-то даже хищных, в неверных отсветах магических факелов будто бы щерящихся на меня резкими бороздками. Выпачкала рукав в сырую ржавчину — старыми здесь не только ключи были и ободрала локоть в кровь, когда раздраженно руку из решеточного плена возвращала.
Это можно было считать последней каплей. Я и так многое вытерпела, не сорвалась, потому что понимала, что побег от жениха — серьезная повинность и мне за нее ответ держать предстоит. Но…не настолько мой проступок был страшным, чтобы меня узницей делать и в темнице запирать!
Я не заслужила!
Пнув проржавелые, как и все здесь, цепи, я больно отбила пальцы о железный, тяжелый ошейник и разрыдалась, свалившись на пол рядом с возмущенно звякнувшими кандалами, что зловеще вспыхнули полустертыми, защитными рунами на мой раздраженный взгляд.
Использовали их в прежние времена судя по всему часто, а потом вот забросили…давненько забросили, если быть совсем точной.
Слезы еще не высохли, а я, вытирая нос рукавов (увидели бы нянечки чувств бы лишились) уже полезла под кровать, смотреть, к чему эти цепи крепились.
Крепились они к внушительному кольцу. Шикорому, надежно вбитому в пол…
— Это ты тут что ли буянишь? — тоненький, срывающийся на писк голосок, меня напугал. Изрядно струхнув, я дернулась, ударилась затылком о кровать, стальную, тяжелую, будто вросшую в камень, и выползала тихо постанывая, потирая шишку и ругаясь.
Ругалась теми самыми словами, которые дядька не разрешал своим дружинникам при мне вспоминать. Но они о приказе часто забывали, когда воеводы не было рядом, а я исправно запоминала все слова и выражения, и даже могла примерно представить, когда и по какому поводу их стоит употреблять.
Смышленая была, что тут говорить. Ну…раньше была. А потом косу отрезала и все как-то сразу разладилось.
У двери, держась за прутья лапками передними лапками стояла большая, откормленная, белая крыса с длинным шипастым хвостом.
— Ты невоспитанная, да? — спросила она, красные глазки-бусинки смотрели на меня с наглым любопытством.
— Что?
— Воспитанные девки таких слов не знают. Даже когда я в горницу из темного угла выскакиваю не знают.
— А невоспитанные? — сдавленно спросила я. Сил не было даже на то, чтобы удивляться. Слишком много всего произошло за последние часы. Кривая тропка, Гиблая река, русалки, Водяной… Варвара. И Тугарин, Тугарин, везде Тугарин.
Я слишком устала и не могла найти в себе сил на адекватную реакцию, что должна была бы последовать при встрече с говорящей крысой…проще говоря, визжать или падать в обморок я не стала.
— Невоспитанных я еще не видел. — честно призналась крыса…крыс. Потом спохватился и добил меня вежливым. — Но где мои манеры? Позвольте представиться, Мышь.
— Мышь… — повторила я отупело.
— Мышка-Норушка, если быть точнее. Но ты, невоспитанная девочка, можешь звать меня Мышь.
— Василиса. — представилась я. Не хотелось просто быть «невоспитанной девочкой», не для того в меня нянюшки знания разного толка вбивали, чтобы крыса, будь она даже Мышкой-Норушкой, сомневалась в моем воспитании. Я не невоспитанная, просто всесторонне развитая…
Мышь кивнул, дернул носом и решил бросить меня одну в этой темнице.
— Познакомились, а теперь я, пожалуй, пойду.
Я не могла этого позволить. Не могла допустить, чтобы единственная надежда на спасание вот так просто ушла, помахав мне на прощание шипастым хвостиком…
— Подожди!
Мышь остановился, со странным торжеством поглядев на меня. Плохой у него был взгляд, да и самодовольный вид остроносой мордочки должен был бы меня насторожить, но я хотела на свободу и хотела домой. И цену за свободу признала справедливой. Он помогает мне выбраться из клетки и замка, и доводит до владений Водяного, я угощаю его сыром.