С первого взгляда сложно представить, что у такого мужчины, как этот, могут быть сложности с женщинами. Я даже подумала — наконец одной из нас повезет получить в мужья приятного человека. Каким обманчивым может быть первое впечатление…
«Вот же наивная дурочка!»
В минуту мысленного самобичевания слышу, как в спальню кто-то входит. Быстро вытираю руки, лицо, одергиваю рукава блузки, чтобы никто ничего не заметил, и выхожу из ванной.
— Эва, ты чего здесь делаешь? — спрашивает Рита с хмурым видом. — Ты же обещала убрать у нового постояльца!
— Я хотела! Я даже пришла туда, но он… он…
Запинаюсь, решаю, стоит ли рассказывать сестре.
— Ну, что он? — разводит руками Рита.
Спешу к двери, плотно ее закрываю, чтобы никто не подслушал. Спальня у нас общая, здесь ночуют все мои сестры, поэтому войти может любая. Слава богу, сейчас кроме нас тут никого.
Кроватей здесь практически как в казарме. Мы с Ритой устраиваемся на моей, она стоит с краю у двери. Если кто-то подойдет к двери, сразу услышим.
— Он ко мне приставал! — признаюсь я сестре.
— Жуть! А ты сказала ему, кто ты? Папа Авзураг должен был объяснить ему…
— Он уехал до завтра… А этот тип... он не просто приставал, он поцеловал, да еще юбку задирал!
Глаза сестры круглеют.
— Эва, ты должна сказать маме Марисоль!
Как будто я сама этого не понимаю, но сказать страшно.
— Помнишь, что они сделали с Каролиной? — отвечаю сестре. — Даже разбираться не стали, отходили ремнем по голой спине, и всё… А она была не виновата! Тот постоялец сам к ней пристал… А они всё равно ее наказали в назидание!
Рита кивает с хмурым видом. О наказании Каролины помнит каждая из сестер, ведь нас согнали всех до единой, чтобы посмотрели, что бывает за подобные проступки. Габарашвили объяснили, что это они делают в назидание, чтобы ни одна из нас не смела «крутить хвостом» перед постояльцами. Но мы и так ничем никогда перед ними не крутим.
Наша задача — безропотно выполнять поручения и избегать ситуаций, где нами могут воспользоваться.
«Сучка не захочет, кобель не вскочит!» — любимая фраза дяди Улдана для таких вот случаев.
— Но моей вины нет! — упрямо сжимаю кулаки. — А ведь всё равно накажут!
— Если ты всё как следует объяснишь, может, и не выпорют, просто оставят без ужина или еще что. Ведь папа Авзураг сам виноват — не встретил нового гостя, правил не разъяснил. И гостю достанется, его ведь заставят заплатить сверху! А если не расскажешь и правда всплывет, тебе будет во много раз хуже, Эва!
— Да понимаю я…
— Ладно, давай я пойду в его номер и приберу там всё, — кивает Рита.
— Э нет, тебе туда точно не надо! Ты ему обязательно что-нибудь ляпнешь, он же невозможный тип! Тогда точно пожалуется… Пусть Мира позвонит в номер и пригласит гостя на завтрак. Пока его не будет, мы быстро чух-чух… — вожу я руками в воздухе, как будто вытираю пыль.
Пока он будет трескать деликатесы в ресторане при гостинице, мы успеем не только прибрать его номер, но и соседние. Ведь сегодня на завтрак осетинские пироги!
«Может быть, мне как-то попросить его не рассказывать ничего папе Авзурагу? Записку оставить, например… Вдруг не расскажет?» — засела в голову упрямая мысль.
Глава 6. Просьба
В тот же день:
Лев
Несмотря на обилие еды, о маленьком пугливом Снегирьке я не забываю и строю планы, как бы скорее заполучить девчонку. Уж очень хочется… Хотя она ясно дала понять — сначала мне придется договориться с ее приемным отцом.
— Вот, пожалуйста… — ставит передо мной новое блюдо здешняя официантка.
— Сколько их у вас еще… — спрашиваю, разглядывая новый пирог.
На столе их уже четыре. С мясом, картошкой, сыром, грибами…
— Еще сладкие! — с важным видом сообщает голубоглазая крошка.
Глаза моего телохранителя загораются радостью. Наверное, мысленно руки потирает. Киваю ему, и он с видимым воодушевлением кладет на тарелку по большому куску каждого пирога. Жрет больше меня! Троглодит чистой воды.
Еще двое из моей службы охраны устроились за другим столиком. Не едят, следят за обстановкой.
Приглядываюсь к официантке внимательнее. На ее фартуке висит карточка с именем «Даниэла». Серьезное имя для такой маленькой крошки.
Насчет маленькой я нисколько не преувеличиваю, она и ростом мала, и лицо уж слишком юное. Кажется, она несовершеннолетняя.
— Тебе сколько лет, что ты работаешь официанткой, куколка?
— Я всего лишь помогаю семье, — пожимает она плечами.
На мой вопрос не отвечает, лишь слегка улыбается, давая понять: не твоего ума дело, дядя.
Оглядываю ее одежду — а она примерно такая же, как у Снегирька. Розовая блузка, юбка в пол. Постепенно до меня доходит — они все здесь приемные дочери Габарашвили. Причем на вид все русские.
В этот момент замечаю, как в зал ресторана вплывает женщина ярко выраженной восточной внешности. Ей примерно чуть за сорок, одета со вкусом. Зеленое шелковое платье удачно подчеркивает всё еще стройную фигуру, правда, она явно переборщила с драгоценностями. Их на ее шее и руках слишком много.
Что удивительно, направляется прямо ко мне.
Не спрашивает разрешения присесть, лишь с улыбкой поглядывает на моего телохранителя. Тот бросает взгляд на меня.
— Отсядь к ребятам, Семён, — прошу его, потом поворачиваюсь к неожиданной визитерше: — Присаживайтесь, прошу вас.
Женщина устраивается напротив.
— Меня зовут Марисоль Габарашвили, и я пришла приветствовать вас в гостинице «Отличная»! Как устроились? — спрашивает она с широкой улыбкой.
— Лев Владиславович Величаев, — киваю я на ее приветствие. — Я бы устроился здесь гораздо лучше, если бы ваш муж не отложил нашу встречу до завтрашнего дня…
— О, я прошу прощения! — восклицает она с чувством. — Совершенно неотложные дела! Иначе он никогда бы не оставил будущего зятя ждать. Вы же здесь затем, чтобы выбрать спутницу жизни? Поверьте, не пожалеете, что потратили время. Мои девочки заслуживают особого внимания!
— Почему вы заставляете приемных дочерей работать на вас? — хмыкаю я с недовольным видом.
— А что плохого в труде? — Марисоль делает большие глаза. — Уж поверьте, это им только во благо и нисколько не вредит образованию. А оно у них самое разностороннее.
— Ну да, ну да, полы помыть, пыль протереть, еду подать… Это всё крайне нужные навыки…
Марисоль и без того сидит царственной осанкой, сейчас еще сильнее выпрямляет спину. Она гораздо ниже меня ростом, но на какую-то секунду мне вдруг кажется, будто жена Габарашвили смотрит на меня сверху вниз, столько важности появляется в ее взгляде.
— Скажите, много ли на свете женщин, которые могут красиво подать еду на стол мужу? Или приготовить нечто особенное, что не ел в ресторанах? Мои дочери умеют делать это и многое другое. Разбираются в сервировке, обучены искусству дизайна, следят за собой, дисциплинированы, читают классику, могут поддержать любую беседу… Служение мужу — непростая работа, и я их хорошо обучаю…
«Вон оно как, оказывается… Служение мужу. А мне нравится!»
Может быть, оно и к лучшему. Девушка, приученная к труду, по умолчанию ценнее фифы, которая за всю жизнь в руках не держала ничего тяжелее флакона духов.
Мне ведь нужна женщина, готовая стать матерью. Девушка, приученная к ежедневной работе и дисциплине, наверняка лучше справится с этой ролью, чем изнеженная городская мадам… И уж точно лучше, чем моя собственная мать…
Помню, в детстве у меня был миллион нянек. Они менялись в моей жизни, как изображения калейдоскопа. Я намеренно изводил их, доводил до истерики, делал всё, чтобы они сбежали, поскольку знал — каждая из них ненадолго, к ним нельзя привыкать. К тому же в те редкие дни, когда новую няню еще не нашли, мной занималась мать лично, ведь отец всегда был слишком занят.