— То есть, если бы мы были женаты, ты бы сейчас не возражала?
— Мы никогда не будем женаты, так что вопрос не имеет смысла! — отчеканила я, окончательно вернув ясность мыслей.
Последовавший за этими словами взгляд мне не понравился. Совершенно не понравился! Наглый, снисходительный, самоуверенный, как будто мои слова не имеют никакого значения.
В деревню мы возвращались порознь, но вместе. В том смысле, что шли рядом, но каждый сам по себе. В тишине. Гробовой.
Окутанная сумерками деревенька теперь еще больше походила на вымершую. Это я сейчас не поняла — а где овации, восхищение в глазах толпы и ковровая дорожка? Где, я спрашиваю?
Вместо оваций все та же тишина, вместо толпы пустота, а вместо дорожки пыль да ямы проселочной дороги. Еще и псинка худющая, поджав хвост, пробежала, лишь мельком на нас взглянув.
Когда мы почти дошли до нужного дома, дверь со скрипом отворилась, и из-за нее робко высунулись оба заказчика. Похлопали глазами, изучили нас с ног до головы и синхронно, шепотом поинтересовались:
— А с чудищем что?
— Больше вас не побеспокоит, — отозвался маг.
— Издох, значится? — уточнил мужичок и, дождавшись утвердительного кивка, во всю мочь завопил: — Эй, народ, выползаем из погребов! Подох гартах, убили его!
Не сбавляя громкости, он побежал по деревне, от безудержного счастья спотыкаясь на каждом шагу. Окна домов один за другим загорались желтым светом, демонстрируя засуетившиеся в них силуэты. В скором времени жители повыбегали на улицу и, подхватывая радостные крики моего заказчика, обратили на нас горящие благодарностью взоры.
Вот это уже лучше! Вот это по регламенту!
Нас с Олдером любезно проводили в дом, где мы отдыхали перед боем, быстренько накрыли стоящий в кухне стол и с почестями за него усадили. Пока жители один за другим приходили, выражали почтение и приносили соленья, варенья и все, что не жалко, заказчики притащили два мешочка монет.
— Вот, благодетели! — снова пялясь в вырез моей туники, торжественно проговорил мужичок. — Оплата ваша, все, как полагается!
Олдер принял деньги из рук хозяйки дома, а я, нервно закусив губу, помедлила. Да просто совесть не позволяла их взять!
— Слушайте, моей заслуги в убийстве гартаха нет, — нехотя признала я, скосив глаза на мага. — Это он его убил. Поэтому у меня останется только аванс, а этих монет я не заработала.
Мужичок от удивления даже оторвался от созерцания декольте:
— Как это не заработали?
Видно, в его голове не укладывался тот факт, что кто-то по доброй воле отказывается от монеток. Я же, как ни прискорбно признавать, их действительно не заслужила, поэтому брать не собиралась. Уговаривать меня тоже никто не собирался и, кажется, такой поворот событий обрадовал заказчика еще больше.
На меня тут же перестали обращать внимание, купая во славе моего конкурента. Взяв из миски соленый огурец, я тоскливо им хрустнула и как назло вспомнила о причине своего приезда.
Отвлеклась, называется. Развеялась!
Следом за огурчиком сделала глоток сомнительного производства сливовицы и тяжко вздохнула, как вдруг ощутила на себе внимательный, тяжелый, принадлежащий наглому сопернику взгляд.
Столкнувшись с Оледром глазами, я заметила, что он смотрит на меня не так, как в лесу. Чуть более заинтересованно и немного удивленно, пристально, словно желая заглянуть в душу и прочитать мысли.
Под этим взглядом я почувствовала себя неуютно и, решив, что такой отвратительный день заслуживает такого же отвратительного вечера, сделала целых три глотка. Денег не заработала, так хоть напьюсь! И неважно, что пить не особо умею.
Почему-то мне всегда казалось, что алкоголь, пусть даже сомнительный, способствует поднятию духа. Из этого я сделала вывод, что либо слишком неправильная сливовица, либо неправильная я сама. Потому что вместо приподнятого настроения я испытывала стойкое желание разреветься. А ведь я вообще не плачу! Совсем! Слезы — удел слабаков. А я сильная. И боевой маг. И вообще, уверенная, самодостаточная личность, вот!
Хрустнув которым по счету огурцом, я украдкой всхлипнула и только в этот момент заметила, что рядом сидит тот самый мужичок, что меня нанимал.
— Чего киснешь-то? — отправив в рот маринованный помидорчик, поинтересовался он. — Переживаешь, что не ты гартаха порешила? Да не переживай, не в том счастье женское! Кому нужна девка, что мечами машет? Ты вон лучше вышивать научись, али цветочки в букетики на досуге составляй, на кухню пойди, да готовкой займись. Глядишь, и замуж кто возьмет!
Последовавший за его словами хруст огурца был полон боли и печали.
— Да не кисни, говорю! — окосевший мужичок икнул и с видом знатока выдал: — Красивая ж ты девка! Ой, красивая! Только что маг…
И снова луп-луп на вырез туники. Угораздило же ее надеть!
Его дальнейшей болтовни я не слышала. Сидела, подперев подбородок рукой и обратив в окошко тоскливый взгляд. Мысли разлетались в разные стороны, картинка перед глазами чуть покачивалась, и чувствовала я себя прескверно. Еще немножко — и точно разревусь. Сливовица, чтоб ей протухнуть!
Прошло совсем немного времени, прежде чем я решила выйти на улицу. Хотелось подышать свежим воздухом и пострадать в спокойном одиночестве.
— Разрешите выйти, — бросила я, поворачиваясь к мешающему мне мужичку и тут же тихо ойкнула.
Вместо него рядом сидел Олдер, откинувшийся на спинку диванчика. Судя по звукам и мельтешащим вокруг лицам, гулянка шла полным ходом. Кто-то пел, кто-то танцевал, кто-то даже лежал, растянувшись на красном пыльном коврике.
-Мы уже на вы? — переспросил раздваивающийся маг.
Мне совсем поплохело, и язык едва ворочался:
— Встать, говорю, дай.
— Тебя никто не держит, — с иронией заметили мне, но в следующую секунду с проблеском беспокойства спросили: — Что, так плохо?
Все, что отметил мой затуманенный разум: путь свободен. И я, пошатываясь да спотыкаясь, совсем как недавно мужичок, буквально выползла из дома. Оказавшись на крыльце, оперлась о деревянные перила, опустила голову и прикрыла глаза. До чего же скверно.
И вдруг так жалко себя стало, до слез прям жалко! И плевать на гартаха, на мага этого, у меня ведь жизнь прямо на глазах рушится!
Присутствие Олдера я ощутила интуитивно — подошел он абсолютно бесшумно. Встал рядом, положил руки на перила и, немного помолчав, спросил:
— Что-то случилось?
Случилось, черт возьми!
— Отец меня замуж хочет отдать, — неожиданно для самой себя поделилась я. — И мнение мое его не волнует! А я не желаю замуж, слышишь? Не желаю! Потому что о карьере боевого мага придется забыть, посвятив себя глаженью мужских рубашек и стирке носков!
— Ну, положим, со стиркой и глажкой прекрасно справится элементарная бытовая магия, — с явной улыбкой возразил маг. — Могу заверить, ей подвластно даже мытье полов и протирание пыли.
На глазах все-таки выступили злые слезы. У меня тут горе, а он веселится!
Обиженная и возмущенная, я развернулась, собираясь уходить, но Олдер перехватил меня за руку. Я упорно не желала на него смотреть, но он не отпускал, крепко сжимая запястье, и все-таки вынудил это сделать.
— Ты всегда можешь отказаться, — глядя в глаза, уже серьезно произнес он. — Это только твоя жизнь и проживаешь ты ее один раз. Никому не позволяй распоряжаться своей судьбой.
— Тебе легко говорить, — дрогнувшим голосом выдохнула я. — Если откажусь подчиниться, меня с позором выгонят из гильдии за несоблюдение правил магических игр.
Сумев сфокусироваться на лице мага, я заметила, как он нахмурился:
— Магических игр? Причем здесь они?
— Отец пообещал отдать меня в жены победителю.
Будь я в трезвом уме, ни за что не стала бы об этом рассказывать. Но накопившийся стресс, подпитанный высоким градусом, требовал выхода, и мне невероятно хотелось выговориться. Прямо сейчас и хотя бы кому-нибудь!
Олдер неожиданно отпустил мою руку и отступил. Даже пребывая в таком состоянии, я рассмотрела изумленно-яростный всплеск, что отразился в его глазах. Не понимая чем это вызвано, я продолжала растерянно на него смотреть, пока Олдер с пробирающим до дрожи спокойствием не спросил: