Максим Юрьевич заболел первого октября. Заменивший его доцент Борисыч топить котел ночью запретил, и выдал каждому по дополнительному одеялу. Проку от них, впрочем, было мало, так что все, кроме каратиста Ивана, быстро приучились спать в одежде.
— Ну чего там? — спросил Димка Юреев. Он единственный не вылез из койки. Остальные собрались у черного, будто кусок угля окошка и пытались разглядеть хоть что-то за холодным стеклом, но видели только свои призрачные отражения, отражающуюся свечку, да лампу электрического фонарика, похожую на глядящий из тьмы светящийся глаз.
— Девчонки… — начал было Иван, отворачиваясь от окна, как вдруг на стекло со стороны улицы легла грязная исцарапанная ладонь. Вовка взвизгнул и выронил тут же погасший фонарик. Миха Приёмышев отшатнулся и в голос выругался.
— Чего там? — встревожился Димка Юреев.
Иван хмыкнул, глянув на приятелей, поднял кружку со свечой повыше, прислонился щекой к потеющему стеклу.
— Это Серж.
— Один? — спросил Димка.
Иван, ладонью заслонив глаза от неудобного света, смотрел вниз; вглядывался напряженно в черноту, в которой скрывались заросли крапивы, конского щавеля, репейника и Бог его знает, чего еще.
— Колюня тоже там.
Иван смутно различал два мутных бледных пятна.
— Ну наконец-то, — выдохнул Димка.
Он был староста группы, примерный комсомолец с безукоризненным личным делом и чётким пониманием этапов своей будущей карьеры. Лишние проблемы были ему не нужны.
* * *
Отпирать веранду пошли все скопом, только свечку погасили и спрятали на обычное место под кровать. Вовкин фонарик после падения барахлил; он то начинал моргать, то вовсе выключался — видимо, удар нарушил какой-то контакт. Бережливый Вовка, понятное дело, только этим и был обеспокоен. Он сердито бубнил что-то себе под нос и встряхивал фонарь, и хлопал его по боку узкой, будто бы девчачьей ладошкой — словно за строптивость наказывал.
— А вдруг там не они? — неожиданно приостановившись, предположил Миха, когда Иван уже тянулся к кованой щеколде на двери.
Все замерли.
— Что значит «не они»? — медленно проговорил Димка.
Вовка постучал замигавшим фонариком об колено и направил луч в тёмное стекло веранды, поймав в конус электрического света две сутулые фигуры, мнущиеся у крыльца в ожидании момента, когда их пустят в дом.
— Они, — неуверенно сказал Вовка.
— Они, — подтвердил Иван и снял с шеи тяжелые нунчаки, сделанные из черенка лопаты и бельевой веревки.
— Они, — шепнул Димка и тревожно оглянулся на обитую клеёнкой дверь, за которой сейчас спал бородатый доцент Борисыч. — Давайте уже скорей!
Откинутая щеколда клацнула; дверь открылась сама — её будто теплым воздухом выдавило наружу. Фонарик погас в ту самую секунду, когда Серж и Колюня — если это действительно были они — неловко и неуверенно, будто на негнущихся ногах, стали подниматься по ступенькам. Вовка неумело ругнулся, Миха насмешливо фыркнул, Димка торопливо загремел спичками, а Иван бесшумно отступил вправо и взял нунчаки в боевую позицию — но этого никто не увидел.
Две фигуры, покачиваясь, встали на крыльце перед дверью. От них ощутимо несло падалью.
— Серёга? — осторожно позвал Димка. — Николай? — Он ухватил щепотью сразу три спички, чиркнул ими о коробок. Короткая вспышка осветила вставшие на пороге фигуры, очертила их грязные исцарапанные лица; жёлтый огонь отразился в тусклых глазах. Одна из фигур вытянула руку вперед и, открыв черный рот, захрипела что-то.
«Мозги», — послышалось Димке. Он попятился, не понимая, что случилось с ушедшими на танцы приятелями, почему они так переменились, не зная, как нужно реагировать, что делать. Спички ожгли ему пальцы, он ойкнул, дёрнул рукой — и опять стало темно, опять стало тихо, лишь слышалось вокруг прерывистое дыхание.
— Мужики… — хрип повторился чуть отчетливей. — Мужики!..
Иван отбросил нунчаки, быстро шагнул к двери, подхватил и Серёгу, и Колюню, поддержал их, пособил им перебраться через порог. Вовка наконец-то растряс фонарик, осветил возвратившихся приятелей и обмер, онемел.
— Что случилось? — прошептал Миха.
Вопрос, в общем-то, был лишний. Всем и так было примерно ясно, что произошло.
* * *
— Деревенских сначала пришло немного, — докладывал упившийся холодного сладкого чая, ополоснувшийся и немного обсохший Серж. — Топтались перед сценой, на нас даже не смотрели. Потом девчонки появились. Две там ничего так мочалки были — Оля и Наташа. — Он поцокал языком.
— Доярки? — нервно хохотнул Миха Приёмышев.
— Сам ты доярка! — скривился Серж. — Оля школьница еще, в этом году только закончит. Но девочка в соку! А Наташа в педе на втором курсе учится, а на картошку не поехала, потому что в родном совхозе на это время устроилась работать.
— Быстро ты выведал, — уважительно сказал Иван, подкладывая капельки застывшего воска под фитиль догорающей свечи.
— Учись, салага, пока я жив!
— Не учи ученого, — улыбнувшись, ответил Иван.
— Не надо было к ним лезть, — буркнул из угла Коля Карнаухов. Он, скорчившись, сидел на кровати и смотрел в пол.
— А когда я с Наташей стал танцевать, — не обращая внимания на слова приятеля, продолжил Серёга, — в клуб ввалились человек двадцать местных. У одного цепь велосипедная была — ему потом Колюня нос сломал.
— А прицепились-то почему? — спросил Димка.
— Потому что хотелось им, — ответил Серж. — Они ж все пьяные были. Явно, не танцевать пришли, а за приключениями.
— Дураки вы, — сказал Вовка, выкладывая на одеяле части разобранного фонарика.
— Может и дураки, но с Наташей я уже договорился, — хмыкнул Серж.
— Да ладно тебе врать! — отмахнулся Миха.
— Не веришь, не надо.
— А о чем договорился? — спросил, хмурясь, Димка.
— О чем надо.
— Ты про драку давай, — сказал Иван, почёсывая набитые костяшки. — Сколько их всего-то было?
— Да весь клуб, практически. Самого главного, того, что с цепью, Колюня с первого удара положил. Молоток, парень!
— Я пьяный был, — буркнул Коля.
— Ну и я троим неплохо так засветил, пока мы к выходу пробирались. Рванули в ночь со всех ног, думали, успеем уйти. А у них, оказывается, трактор был. С телегой. Мы уж думали, что оторвались. А они нашли, догнали… Да, погоня была, как в кино.
— Убились они, — мрачно сказал вдруг Коля.
— Да ладно тебе, — отмахнулся от него Серж. — Такие не убиваются!
— Убились, я видел.
В комнате стало тихо.
— Вы это о чем? — приподнявшись, прохрипел Димка севшим голосом. — Вы про что это? А?!
— Да трактор у них перевернулся. Вместе с телегой, — неохотно сказал Серж. — Мы в кусты бросились, в березки, а деревенские на тракторе за нами. А там землю кто-то перепахал, пласты прямо такие поднялись, чуть ли не в мой рост. Вот они на этих пластах и кувыркнулись.
— А вы? — спросил Миха.
— А что мы? Убежали. Рванули, что было мочи. Мы и не видели толком ничего.
— Я видел, — еще мрачней сказал Колюня.
— Не мог ты ничего видеть! — рассердился Серж. — Ночь, темно, кусты! Что там разглядишь?!
— Я всё видел, — сказал Колюня. — Скотомогильник это был. Там коровы были.
— Да, вонища там такая стояла, что не продохнуть, — признал Серж.
— И они живые были, — тихо сказал Колюня. — Как мёртвые. Но живые.
— Кто? — не понял Миха.
— Коровы.
* * *
Утром был сильный дождь, так что на поле никто не пошёл. Жестяная крыша гудела, водяные веретёна со звоном бились об стоящие у фундамента вёдра, сочно шуршали кусты и трава — под этот шум хорошо дремалось. Разоспавшиеся парни уже пропустили завтрак. Если бы не холод, они, наверное, проспали бы и обед, тем более, что бородатый доцент Борисыч, заглянув в их комнату и убедившись, что подопечные на месте, побудки объявлять не стал, а тихонько отступил, довольный, что может и сам пару часов провести в безответственном расслабленном спокойствии.