Чем они тебя не устраивают? Вот хотя бы Лидия Коллинз – как раз выгуливает по утрам собаку.
– Собаку... Да иная лошадь будет поменьше этого добермана... – Я выбилась из сил, полсотни раз подряд оторвав от пола без малого пять лишних кило. Живот ныл от тупой боли. – И потом, я не желаю появляться на людях в компании маньячки. Она скупила и напялила на себя всю черную кожу в городе. Знаешь, Сара-Джейн высказывала весьма интригующие догадки, отчего это Лидия так привязана к своему доберману.
– У твоей Сары-Джейн вообще не переводились интригующие догадки.
Даже после смерти моей подруги он питал к ней прежнюю неприязнь. Зато хоть не лицемерил. Фрэнклин втянул несуществующий живот, поиграл мышцами и принялся поворачиваться перед зеркалом, осматривая свой безукоризненный торс со всех сторон. Он был прекрасен, как эллинский атлет.
– Ладно, а как насчет Риты Франц?
– Эта несется на всех парах. Тоже мне ходьба – выдает по километру каждые три минуты. Наверняка ее грызут комплексы. Но я-то не готовлюсь к Олимпиаде!
Супруг вперил в меня просто убийственный взгляд – кулаки уперты в стройные бедра, фамильное сокровище болтается промеж ног. Нет, не дотянуться.
– А Бетси Голлуб?
– Че-е-е-е-е-репаха!
Я по-прежнему сидела на ковре, широко раскинув ноги. Фрэнклин опустился на колени между них.
– Барбара, я понимаю, как тяжело тебе без Сары-Джейн. – У меня в горле, откуда ни возьмись, набух какой-то комок. – Но разве можно ставить крест на собственной жизни? Да твоя Сара-Джейн меньше всего желала бы такой жертвы. Не бросай ходьбу.
Он опустил ладонь мне на бедро, погладил, но возбудиться я не успела – пальцы Фрэнклина защипнули два сантиметра моего жирка.
– Это ведь твое единственное упражнение!
Я обхватила его шею, рывком опрокинула на себя:
– Ну почему жеединственное!
Покусывая мочку уха, наелась его лосьона после бритья, но такая мелочь уже не могла меня остановить.
– Барби...
– М-м-м-м?..
– Я не...
– Это недолго.
Так и вышло.
После я отмокала в ванне и пыталась спланировать день. Но безуспешно. Требовалась сигарета! Выпростав ногу из мыльной пены, я пихнула носком левое крыло клювастого ублюдка и сунула стопу под струю кипятка. Открытие дня – боль отвлекает. Запрокинула голову и уперлась в собственное отражение в зеркальном потолке. Отдельные части тела островками выпирали над водой.
Как-то давным-давно, за ужином – идеально сбалансированные блюда, ни капли лишнего жира, – едва сделав мне предложение, Фрэнклин извлек из бумажника истертую журнальную страничку.
– Когда растешь старшим из десяти детей в тесной квартирке с крохотной ванной, позволительно иметь золотую мечту.
Пока он с трепетом разворачивал ветхий листок, я гадала, что же мне грозит. Роскошный дом? Шикарная тачка? Экзотический пляж в медовый месяц? Нет, во весь журнальный разворот передо мной предстала ванная комната Луи Армстронга! Растянутая в широчайшей улыбке физиономия великого трубача множилась в сотнях зеркальных полосок, покрывавших буквально все. В ванной размером с порядочную залу не нашлось бы и сантиметра, свободного от зеркал. Итак, приняв руку и сердце Фрэнклина, я неизбежно получала в нагрузку султанский сортир.
Ладно, не беда. Кто только за мной не ухаживал. Парни, помешанные на дорогих гоночных авто, на слюнявых охотничьих псинах, на всяком экзотическом барахле или каких-то замшелых операх. На своих деспотичных мамашах. На пляжном баскетболе, винных погребах и охоте на лис. На экстремальных киношках и бейсболе. На клубном бридже. На бодибилдинге, на яхтах, стендовой стрельбе, групповых медитациях и фугах Баха.
Бывали у меня поклонники и посимпатичнее Фрэнклина, и позабавнее. И побогаче. И поучастливей.