Глеб Петрович внимательно рассмотрел поданную ему мелочь. Две серебряные монетки были номиналом в рубль каждая, а медных денег было ровно шестьдесят восемь копеек.
«Значит, у меня имеется два рубля шестьдесят восемь копеек. На такие деньги в моём родном мире ничего купить невозможно. Интересно, а как тут?»
Он поднялся со скамейки и отправился в город на «шопинг».
* * *
В первой же скобяной лавке Глеб Петрович увидел в продаже металлические кружки разных размеров стоимостью от двадцати копеек до двух рублей. Стеклянные штампованные стаканы дороже полтинника не стоили. Здесь же продавались и зеркальца от самых маленьких до настенных. Глеб Петрович не преминул в одно из них посмотреть на себя любимого и убедился, что моложе выглядеть он не стал. Довольно густые седые волосы на висках и затылке и седой пушок на темечке, едва прикрывающий большую лысину, глубокие морщины, изрезавшие лоб и щёки и крупный нос, делящий лицо пополам — вот, что он увидел в зеркале.
«Выгляжу на свои семьдесят пять лет. Не больше и не меньше. Одет вполне прилично, если только не обращать внимания на мятые концы брюк. Но моя одёжка явно не годится для вечера и ночного времени: сейчас начало мая, ночи холодные. Замёрзну и заболею. Пока не поздно надо думать, как утеплиться для ночлега.»
Обойдя ещё несколько хозяйственных магазинов и лавок, Глеб Петрович купил себе большую металлическую кружку, коробку спичек, складной однолезвийный нож, ложку. А на местной толкучке — старый потрёпанный длиннополый сюртук, нуждающийся в стирке и ремонте. Да ещё прикупил местную газету за копейку с таким же названием «Копейка». Осталось в наличии после всех покупок только десять копеек.
«Как раз на пару луковиц и три маленькие морковки хватит. Всё же пора перекусить. Прогуляюсь ка я за город вдоль реки: тут близко. Там и костерок можно развести, чай заварить, благо и сахар, и чайные пакетики для заварки имеются. Дело уже к вечеру. И рыбаков у реки можно встретить, за жизнь поговорить. Может, что интересное узнаю.
Удивительно, я сегодня почти весь день на ногах, а сердце — не ощущаю. Как будто и нет его. Если бы я столько дома походил, то сейчас бы лежал, и Капа вокруг меня бегала, лекарствами отпаивала, а то и неотложку бы вызвала. Всё же в шестьдесят лет — первый инфаркт, потом операция на сердце: АКШ (аортокоронарное шунтирование), потом установка и замена через пять лет кардиостимулятора…. Неужели это портал так на меня повлиял? И это — мой бонус, полученный от переноса в другой мир?»
* * *
Прошагав по тропинке вдоль реки минут тридцать, Глеб Петрович добрался до первого рыбака, сидевшего напротив трёх удочек, установленных на рогульки. Чтобы не мешать ловле рыбы прошёл вперёд метров на тридцать и стал собирать выброшенный на берег плавник для костра. Вскоре костерок разгорелся, а в кружке, установленной на три булыжника, кипела вода для чая.
Усевшись на бревно, оставшееся на берегу после весеннего разлива, он не торопясь съел полбуханки хлеба, запивая его молоком, одновременно читая купленную газету. Оказывается, название городка было такое же, как и его родного города. Государство называлось Российской империей, столицей был город Санкт-Петербург, а во главе империи находился император Александр Пятый. Сейчас шёл 239 год с момента заключения Всеобщего мирного договора, который всеми странами Земли признавался точкой отсчёта Нового времени.
«Надо бы почитать хоть какие-нибудь книги по истории этого мира, а то скажешь что-нибудь этакое — сразу в местный дурдом отвезут. Пожалуй, лучше самому сразу прикинуться человеком, имеющим от старости провалы в памяти и немного не в себе, но не буйным, а таким типа юродивого, тихого и вполне разумного.»
Больше ничего интересного узнать из газеты не удалось.
Глеб Петрович изредка поглядывал в сторону рыбака. Это был пожилой мужчина на вид лет за шестьдесят, одетый в брезентовую рыбацкую куртку и кирзовые сапоги. Рыба не клевала. Рыбак стал часто крутить головой по сторонам, подыскивая новое место для рыбалки. Наконец он встал и направился к Глебу Петровичу.
— Уважаемый! Не будешь возражать, если я присяду около тебя и попробую половить в этом месте? Это место у меня тоже прикормлено, может здесь повезёт. Ты, я смотрю, рыбу не ловишь, просто отдыхаешь. Так что, договорились?
— Договорились. Лови, где хочешь. Если желаешь, могу чаем с сахаром угостить. Только у меня одна кружка …
— Сейчас удочки перенесу сюда, заброшу и почаёвничаем. Кружка у меня своя есть. И пироги с капустой и морковью с собой припасены. Будешь?
— Почему нет. Приходи быстрее. Меня Глебом зовут.
— А я — Василий. Сейчас приду.
Вскоре новые знакомые пили час с пирогами и беседовали за жизнь. Сначала, как обычно, поговорили о погоде, о видах на урожай, о росте цен на продукты, о бесправии простых людей, о введении новых налогов и ужесточении законов, направленных против людей, борющихся за свои права. При этом Глеб Петрович помалкивал, только кивал поощрительно, а Василий изливал вслух накопившиеся в душе претензии к властям. Потом разговоры перекинулись на личности новых знакомых.
— Глеб, ты где живёшь? Что-то я тебя тут ни разу не видел. Да и в городе тоже: городок у нас маленький, все друг друга знают.
— Так я не отсюда. Только сегодня утром приехал. Люди добрые помогли из столицы досюда добраться. Целых два месяца на перекладных добирался! В марте из Санкт-Петербурга выехал и только сегодня приехал. Я уже лет десять по России путешествую. Как тепло становится, так сразу снимаюсь с места и вперёд: сам не знаю, куда меня тянет. Знаешь, Василий, несчастье у меня: от старости стали проявляться провалы в памяти. Тут помню, там забыл, потом наоборот. Врачи говорят это болезнь такая старческая, склероз называется. Не дай Бог с тобой такое несчастье приключится! Мне уже под восемьдесят лет! Только вот документы куда-то делись. Хорошо, полиция меня пока не останавливает, а так бы в кутузке обязательно оказался. Вообще-то я всё понимаю, читать, писать, считать могу. Когда в зимнее время останавливаюсь в каком-нибудь месте, то всегда к купцу какому в работники нанимаюсь: бухгалтер я хороший. Меня всегда уважают, отпускать не хотят. Но вот не могу на одном месте долго сидеть!
— Да, Глеб, вот несчастье, так несчастье! Себя не помнить! Никому такое не пожелаю! А на что же ты живёшь?
— Да по-разному. Зимой денег заработаю — лето прожить хватает. Да и земля не без добрых людей: помогают, кто, чем может. Вот, например, сейчас: до Чудово добрался и заболел. Целый месяц добрые люди выхаживали: на больницу-то денег не было: все вещи подчистую с документами и деньгами какие-то разбойники отобрали. У старика больного всё отобрать можно! Хоть жизни не лишили! Бога не боятся! Сегодня хлеба, молока, да сахару на последние копейки купил. Чай мне добрые люди подарили. Живу одним днём, но редко голодным спать ложусь: как-то всё само собой устраивается.
Василий молчал с жалостью глядя на Глеба Петровича, примеривая на себя такую неприкаянную жизнь.
«Чем же ему помочь? Ну, могу предложить у меня несколько дней прожить, могу накормить. Да ведь уйдёт! Сам говорит, что долго на месте сидеть не может! Но без документов и денег много по России не попутешествуешь! Не в каталажку, так в дурдом заберут! И что старик не посмотрят. Ладно, пока предложу у меня несколько дней пожить, а там видно будет. Вроде этот Глеб — хороший человек, безобидный».
— Послушай, Глеб. Может, поживёшь у меня несколько дней. Я баньку натоплю, с супругой познакомлю. Мы вдвоём в собственном доме живём. Дети выросли, разъехались. А у тебя-то семья, дети есть?
— Всё было, как не быть. Вот только где остались — не помню. Говорю же, последние годы по миру хожу. Вот видишь кольцо обручальное у меня на пальце. Уже вросло в палец, захочешь — не снимешь, только вместе с пальцем. Значит, женат был. Или часы наручные, «AppellA» называются. И надпись на них выгравирована: «Дорогому Глебу Петровичу в честь юбилея от сослуживцев». Вот, посмотри. А где и когда мне их подарили — не помню.