И двое которые ничего этого попросту не замечали.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Энтони Джулиан
Шел дождь.
И казалось, что это надолго.
Не хмуро, как в Англии, и особенно в Шотландии, когда зарядят по осени долгие унылые дожди.
То же, впрочем, в Нормандии.
Париж — другое дело.
Здесь просто грустно. Но грусть светла, легка, а порой приятна.
Человек — переменчивое существо, иногда ему хочется погрустить.
Пройтись по улицам, завешанным легкой пеленой дождя, взглянуть на воду, подернутую мелкой рябью.
А потом, отгородившись вдруг от всего влажного, прохладного, грустного стеклянной дверью маленького бистро, насладиться уютным теплом.
Чашкой горячего кофе, добрым глотком ароматного коньяка.
И под конец, чтобы окончательно доказать себе и всему миру, что настроение — штука хотя и капризная, но вполне управляемая, вдруг набрать полузабытый номер. Услышать волнующий — все еще! — слегка грассирующий голос.
И тихо сказать: «Bonsoir, chere. C'est moi…» [1]
Возможно, впрочем, что лорда Джулиана подобные фантазии не посещали.
Долгий перелет через Атлантику, усталость, дурное расположение духа — вполне достаточно для того, чтобы мысль о полутора часах пути до наследственного Chateau de Cheverny показалась невыносимой.
Как бы там ни было, сэр Энтони решил ехать в отель.
Place de la Concorde, похоже, не признавала дождливой грусти.
Мостовая была расцвечена вереницей умытых машин, а тротуары — парадом ярких зонтиков.
И только швейцар прославленного Hotel de Grillon торжественно вознес над головой лорда Джулиана огромный черный зонт.
Но это ничуть не омрачило общей картины.
Через полчаса, разомлевший от двух порций отменного «Balblair» Энтони блаженствовал в душистой пене. Теплая ванна расслабила его окончательно.
Мысли лениво плескались в сознании.
Слабо мурлыкали — приятные, сонные, умиротворенные.
«Во Франции надо пить коньяк», — в который уже раз подумал Тони и потянулся к телефону, чтобы заказать… еще одну порцию любимого виски.
Но телефон зазвонил сам.
— Простите за беспокойство, мсье Джулиан. С вами хотел переговорить мсье Текский. Я могу соединить?
— Я полагаю, вы хотели сказать — герцог Текский, дружище?
— Возможно, мсье. Вы будете говорить?
— Разумеется.
В трубке раздалась приятная мелодия.
— Чертов лягушатник!
Разумеется, лорд Джулиан не был монархистом.
Сословные предрассудки в начале третьего тысячелетия?! Забавно! Сродни пышному карнавальному костюму.
Сложные генеалогические — равно с геральдическими — построения неизменно вызывали у Энтони Джулиана приступы меланхолии.
Не мудрено.
Наследнику нескольких громких титулов и фамилий, до сих пор почитаемых в старушке Европе, притом стопроцентному американцу, в жизни приходилось не так уж просто.
— Редкий сорт виски.
— Я мимикрирую столь же усердно, сколь вы, madame, загораете, — заявил лорд однажды весьма почтенной особе.
С ее легкой руки фраза долго гуляла по свету.
Высшему, разумеется.
И тем не менее демократическое упрямство портье, не желавшего называть герцога — герцогом, Энтони разозлило.
Проворно выскочив из ванны, он тяжело — признак крайнего раздражения — затопал по полу босыми ногами.
Пушистые клочья пены разлетелись по розовому мрамору, искрящимися кляксами повисли на больших зеркалах.
— Чертовы левые лягушатники!
Похоже, лорд Джулиан обиделся всерьез.
На всю Францию вкупе с ее революционными традициями.
И дело было совсем не в его консерватизме.
Отнюдь!
Герцог Текский — вот за кого мысленно вступился лорд Джулиан. Горячо, но не слишком оправданно, пожалуй.