Как выглядело место преступления в первых трех случаях Роберто не знал, — делами занималась (если можно так сказать) городская стража. Парни в кирасах под тулупами и шапках с красными околышами особо не мудрствовали, места преступления не осматривали, а просто торопились убрать страшные находки с улиц. К чему пугать добрых горожан, исправно платящих налоги?
Первую жертву Лунного волка, Рыжую Кармеллу, и вовсе похоронили в тот же день на городском кладбище в какой-то безымянной могиле. Вторую, Риту Маттеи, и третью — Анджелу Беллони, в тот же день отдали родственникам для захоронения и теперь уже даже думать было нельзя о том, чтобы выкопать тела и осмотреть их на предмет схожести нанесенных ран. Так что собирать улики и строить версии можно лишь на основании четвертого и пятого преступления изувера. Баронессы Дорины да Николь и вот этой, пока еще безымянной женщины.
Гул человеческих голосов за спиной Роберто, основными тонами которого был красный страх и черное любопытство, периодически разрывался окриками красноголовых, требующих не напирать и расходиться по домам. Привычный шум стал понемногу отступать на задний план, пока инквизитор погружался в свои мысли.
“Итак, ее привезли сюда в таком виде. Уже голую и выпотрошенную. Что это значит? Значит это, что убийца человек, а не какой-то мифический зверь, посланный Сольфик Хуну Единым в качестве наказания. И у этого человека есть телега и какая-никакая лошадь — не на горбу же он нес сюда убитую через ночной город! Арендованная? Взятая у знакомого? Или своя? Скорее — своя! Убийца — человек хитрый и неглупый, зачем ему привлекать к себе внимание, беря у кого-то телегу? А ну как на ней потом кровь останется? Объясняйся потом с хозяином! Нет, телега своя! Значит, есть и дом в городе с небольшим хотя бы двориком, где он эту телегу ставит. Не то что бы след, в Сольфик Хуне таких домов три четверти, но все же!”
Роберто оторвал взгляд от мертвой женщины и огляделся по сторонам.
“Еще должно быть место, где убийца, свое дело кровавое вершит. Не у себя же дома он это делает! Место безлюдным и тихим должно быть. И при этом не слишком удаленным, ведь чем дальше тело потом вывозить, тем выше риск попасться на глаза не в меру бдительным стражникам. Хотя, о чем это я! Бдительные стражники, ха! Да они с наступлением темноты только по освещенным улицам ходят, коих в городе не сказать, чтобы много”.
Роберто представил карту города, мысленно наложил на нее места, где находили убитых женщин… Никакой системы! И доки, и купеческий квартал, и Пыльник, и торговые ряды. Будто бы этот Лунный волк плевать хотел на осторожность и колесил на своей телеге по всему городу, совершенно никого не опасаясь! Демоны! Демоны!!! Ведь ни одной зацепки, одни домыслы!
— А я ее знаю! — раздался за его спиной голос.
Роберто приложил массу усилий, чтобы испуганно не подпрыгнуть. Увлекся осмотром и не заметил, как подошел его коллега — старший инквизитор Ипий Торуго.
— Это госпожа Брунетто, не помню, как ее по имени, мамка из публичного дома на Пыльнике!
— И откуда же ты знаешь содержательницу публичного дома? — вполголоса пробормотал Роберто, радуясь тому, что внешне волнения не проявляет. Вопрос был, скорее, риторическим, но напарник его услышал. И ответил поучительным тоном.
— Это называется — работа с агентурой. Ты в книжках своих не встречал такого понятия?
Это замечание было произнесено до крайности ехидным тоном, но без желания задеть или принизить значения этих самых “книжек”, как и сведений, в них содержащихся. Скорее это была подначка, беззлобная и привычная.
Ипий Торуго, по прозвищу Папочка (в последнее время его все чаще так и именовали — Папочка Ипий) был противоположностью своему молодому напарнику: средних лет, приземистый и плотный. Если Роберто старался одеваться изыскано, в некотором подражании благородному сословию (что все равно не спасало его внешности), то его старший коллега выглядел как мастеровой из ремесленных рядов. Даже его лицо, круглое, с густой черной бородой, было лицом работяги, редко проявляющее какое-то иное выражение, кроме вечной усталости. И при всем при этом выглядел на порядок представительнее, чем Роберто, спускавшего на одежду и книги почти все свое жалование!
— Шлюха, купеческая дочь, торговка с рынка, дворянка и мадам с Пыльника. — проговорил Ипий. — Тебе не кажется, что наш убийца пошел на второй круг? И следующей будет кто-то из купеческого сословия?
— Я вообще не вижу никакой системы! — зло бросил Роберто. — И чем дальше все это заходит, тем меньше я понимаю! Должна быть система! Должна! Тит Красный…
— Ох, только не начинай, Роберто!
— Тит Красный, — упрямо продолжил молодой инквизитор, игнорируя реплику напарника. — Изучал буйных сумасшедших во многих лечебных и монастырских приютах по всей бывшей империи. И вывел, что при кажущейся нелепости их действий, в них имеется логика и система. Которая не видна с первого взгляда нормальному человеку, однако, если ее обнаружить, действия безумца становятся понятны и предсказуемы!
— Твой Тит Красный — книжный червь и теоретик! — устало возразил Ипий, тоном демонстрируя, что ему уже до крайности надоели разговоры на эту тему.
— Тит Красный — единственный исследователь, который смог собрать и систематизировать знания, которые различные следователи, дознаватели и инквизиторы считали своим жизненным опытом или лично разработанным методом поиска преступника! Его работы!..
— Хватит! — резким тоном, подобным тому, каким отец останавливает разыгравшегося ребенка, сказал Ипий. — Здесь не место для подобных споров! Святые пророки! Ты инквизитор или студиозус? Развел диспут на пустом месте, начитанностью свое кичишься! Попроще будь, Роберто! Мне известно, что ты умный, а ей — все равно уже!
Тот вспыхнул, как девица, которой гвардеец сделал непристойное предложение, и опустил голову.
“Вот почему я не могу сам остановиться?! Вечно ставлю себя в глупое положение!”
— Расскажи, что уже успел узнать и сделать. — словно бы предыдущей фразы и всего этого спора о Тите Красном не было, проговорил старший инквизитор. — Чтобы мне не дублировать твои распоряжения красноголовым.
Роберто кивнул и сжато поведал напарнику о своих распоряжениях (довольно стандартных — оцепление места преступления, опрос соседей, поиск следов) и умозаключениях.
— Телега? Хм! Может быть! А может быть, не телега, а? Может, карета?
— Карета? — молодой инквизитор округлил глаза. Тут же одернул себя — такое проявление удивления делало его лицо еще более детским и глупым, чем обычно. — Ты хочешь сказать, что убийца — аристократ?!
— Почему нет? Карета закрыта, внутрь стражники заглядывать не станут, если совсем из ума не выжили. И потом — именно у благородного сословия, и гораздо чаще чем у других, появляются такие забавы. Ну, ты понимаешь — браки между близкой родней, вырождение и так далее.
— Это… — Роберто задумался на секунду, кивнул. — Это очень возможно…
— Вот и я говорю! Как версия — вполне себе! Но чтобы ее нормально проработать, нам нужно поговорить с начальством.
На этой фразе Ипий помрачнел. Роберто знал, что с кансильером судебной инквизиции Джованни Торре отношения у того были весьма сложные. С одной стороны, старика (кансильеру уже было хорошо за шестьдесят) Ипий уважал как профессионала, сумевшего из разнородного людского материала построить вполне работоспособную структуру всего за несколько месяцев. А ведь многие считали, что невозможно заставить работать вместе, именно как команду, бывших дознавателей городской стражи, кондотьеров, бретеров и аристократов, пусть бы и низкородных или младших сыновей.
Ну а с другой стороны, кансильер Торре, к слову сказать, опоясанный рыцарь, произведенный в титул из низкого сословия, был человеком едким, как негашёная известь, и злопамятным, словно старая дева. И имел, в дополнение ко всему вышеперечисленному характер и манеры армейского сержанта, хотя и покончил с армейской службой в звании капитана. Ипия он невзлюбил сразу же за манеру того брать под опеку молодых инквизиторов. И наградил прозвищем “Папочка”, прилипшим быстро и намертво. Что, разумеется, любви со стороны старшего инквизитора ему не прибавило.