Девушка шагнула на верхнюю ступеньку. Вглядываясь в плещущую вокруг тьму, с трудом различила одетую во всё чёрное служанку. Ту самую, что сегодня за ужином подносы роняла.
— Ты напугала меня!
Вместо того чтобы извиниться и поспешить убраться с глаз хозяйской гостьи, рабыня схватила её за руку и притянула к себе, чтобы зашептать Мишель на ухо:
— Вам нужно бежать отсюда. Бежать как можно скорее!
ГЛАВА 8
Дерзкое поведение служанки разозлило Мишель. А вот слова, произнесённые срывающимся от страха голосом, привнесли в душу смятение. Хоть девушка и отказывалась себе в этом признаться.
Всё было замечательно. Пусть и немного неправильно, но тем не менее Мишель была счастлива. И никакой дуре-рабыне не удастся испортить ей настроение. В такой-то день!
— Да что ты себе позволяешь?! — возмутилась гостья и выдернула руку из огрубевших пальцев невольницы. — Хочешь, чтобы я пожаловалась твоему хозяину? По тебе и так плётка плачет!
— Вы меня не помните?
Тень надежды, мелькнувшая на лице рабыни, исчезла, стоило ей поймать хмурый взгляд холодных карих глаз.
Мишель хмыкнула, не считая необходимым давать более пространный ответ. Делать ей больше нечего, как помнить какую-то там рабыню. Тем более торчать с ней в темноте и вести задушевные беседы.
Комкая в руках накрахмаленный ситец юбки, служанка с грустью пробормотала:
— Нет, конечно, не помните. Вы ж были совсем ещё крошкой, когда мистер Вальбер, ваш батюшка, продал меня в Блэкстоун. Я тогда так радовалась, так радовалась, что Донеганы меня откупили. Думала, заживём счастливо на одной плантации с Торнсом, моим мужем. Он раньше был здесь над слугами старшим. А потом… — Рабыня всхлипнула и, дрожа всем телом, затравленно огляделась по сторонам. Казалось, появись в коридоре кто-либо из хозяев поместья, и она поседеет от ужаса. — Пожалуйста, уезжайте отсюда. Уезжайте, пока ещё можно. Это страшное место!
Мишель почувствовала, как её охватывает беспокойство, и дрожь, бившая служанку, передаётся и ей. В горле пересохло, язык как будто прилип к нёбу.
Оттого не сразу прорезался голос:
— О чём ты? С тобой жестоко обращаются? Мистер Донеган? Гален? Скажи!
Мишель вдруг вспомнила странную реакцию нью-фэйтонской колдуньи, когда та услышала имя наследника Блэкстоуна. С кем Мари Лафо его сравнила? С чудовищем? Животным?
Нет, это же бред какой-то!
— Ну что ты молчишь? Отвечай!
Поглощённая своими переживаниями, девушка не сразу заметила, что рабыня поменялась в лице. Отшатнулась от гостьи, точно от прокажённой, и, всхлипнув, прижалась к деревянной панели, коими были обиты стены коридора.
— Всё в порядке, мисс?
Бесшумно, будто намеренно подкрадываясь, к ним поднимался управляющий.
«Хищник, коварно прячущийся в темноте», — подумала Мишель, и её передёрнуло от отвращения. Отныне только это чувство был способен вызывать в ней этот омерзительный человек.
Что там говорил про него Гален? Шутник? «Шуточки», вроде похищения леди, не прощались и уж точно не забывались. Пусть он выполнял приказ хозяина, но Гален уж точно не приказывал пугать её и так бесцеремонно с ней обращаться!
— Так всё в порядке, мисс? — повторил мужчина, поравнявшись с гостьей и полумёртвой от страха рабыней.
Насилу совладав со своими эмоциями, Мишель холодно проронила:
— Я попросила принести мне горячего молока. Иначе не усну. А ещё взяла на себя смелость отругать эту растяпу и пригрозила, что её накажут, если она и впредь будет бить хозяйскую посуду и ронять что ни попадя на пол. Да ещё и в присутствии гостьи. Немыслимо!
Надо же было как-то объяснить испуг служанки, если сама служанка и двух слов в данный момент связать была не в состоянии.
Мужчина усмехнулся в свои густые, по-щегольски закрученные кверху усы:
— Пробуете себя в роли хозяйки, мисс?
— А если и так? — бросила с вызовом.
Управляющий имением поклонился, но сделал это как-то уж больно небрежно, если не сказать, пренебрежительно.
— Предоставьте мне воспитывать этих бездельников. Уж я-то хорошо знаю, когда давать им кнут, а когда баловать пряником. Возвращайтесь к себе, мисс. Молоко вам сейчас принесут.
Бросив последний взгляд на серое, будто перепачкавшееся в извёстке, лицо рабыни, Мишель поспешила в гостевую спальню. Прикрыв за собой дверь, прижалась к ней и перевела дыхание.
Пыталась упорядочить мысли — не вышло. Противоречивые чувства наслаивались друг на друга, заглушая поочерёдно то глас разума, то шёпот сердца.
Чуть не прокусив губу, так сложно было сдержать крик смятения, Мишель всё же не выдержала и воскликнула:
— Никакое он не животное! — Шумно выдохнув, продолжила размышлять тихо: — Может, с сестрицами что не так? Ну а что? Вполне логичное объяснение. То-то они мне сразу не понравились. Очень неприятные особы. И, наверное, потому никогда не покидают Блэкстоун. Что-то с ними однозначно нечисто. Вот только я не уверена, что хочу знать, что именно.
Противореча самой себе, Мишель нетерпеливо вышагивала по комнате в ожидании служанки. Быстро-быстро, из одного конца спальни в другой, словно мечущаяся канарейка, вдруг осознавшая, что угодила в клетку. За несколько коротких минут девушка успела так себя накрутить, что чуть не набросилась на рабыню, когда та проскользнула в дверь.
Лишь чудом удалось не выбить из её рук поднос и сдержать стон разочарования. С расспросами приходилось повременить. Помочь ей подготовиться ко сну явилась другая служанка. Одна из тех молчаливых девиц, у которых взгляд не отлипал от пола.
Переодевшись в ночную сорочку и отпустив молчаливую помощницу, Мишель легла в постель. Но сон не шёл. Мысли, тёмные, сумбурные, тревожные, и, наоборот, светлые, полные радостного предвкушения грядущей помолвки, роились в голове, попеременно сменяя друг друга.
Девушка извертелась в кровати, чужой, а оттого показавшейся ей страшно неудобной. Жёсткой. Хоть на самом деле перина была воздушной и мягкой. Такой же мягкой, как и у них в Лафлёре.
— Уф! — Мишель села на постели, облизала пересохшие губы и обвела усталым взглядом посеребрённую лунным светом комнату, вспоминая, где оставила стакан с недопитым молоком.
Последний обнаружился на столике у окна. Там же стоял и кувшин с водой и маленький тазик для омовений. Лицо пылало, и Мишель не терпелось плеснуть в него прохладной водой.
Только свесила ноги на пол, как тут же вернула их обратно. Сжалась в комок, обхватив колени руками, и замерла. Скрип половиц, до этого вроде бы почудившийся, раздался снова. Громко и отчётливо. Ему вторило чьё-то тяжёлое дыхание, доносившееся из коридора.
Кто-то стоял за дверью спальни и уходить, по-видимому, не собирался.
Мишель зазнобило. Дрожа как осиновый лист, она не сводила со створки напряжённого взгляда. Такой хрупкой на вид, что, казалось, коснись её, и щепки полетят в стороны. Едва ли дверь могла стать преградой, если бы кому-нибудь (кому?!) вздумалось пробраться к гостье в спальню.
Мелькнула мысль позвать слуг, но язык не слушался. Тело — тоже. У Мишель никак не получалось ни пошевелиться, ни хотя бы пропищать мольбу о помощи. С трудом удалось оторвать взгляд от тонкой деревянной перегородки, за которой по-прежнему раздавались подозрительные звуки. Как будто неизвестный топтался на месте и раздумывал, войти сейчас или же повременить, ещё немного помучить парализованную страхом гостью.
Сделав над собой усилие, Мишель оглядела полутёмную комнату в поисках чего-то, что можно было бы использовать в качестве оружия. Появилась мысль натянуть на голову мерзавцу, потревожившему её покой, тот самый фаянсовый таз, расписанный жёлтыми и алыми розами. Или хорошенько огреть кувшином из того же комплекта.
Чтобы больше неповадно было сопеть под дверями чужих спален.
Но ближе всего оказалась масляная лампа. Она стояла на высоком комоде у изножья кровати, и Мишель, услышав, как снова пугающе громко скрипнула половица, прижала к груди свою сомнительную защиту. После чего, приказав себе не трусить (если понадобится, завизжит так, что её услышат и в Майроке — соседнем поместье), белёсым призраком соскользнула с постели. Затаив дыхание, прильнула к двери.