Марго, опустив глаза, потягивала вино, Рейф пристально глядел на нее.
— Все так и было? — спросил он."
— Довольно, — процедила она, поставив недопитый бокал на столик, но не вставая с места. — Ты здесь, чтобы уговорить меня продолжать работать на благо Англии. Сначала станешь взывать к моим патриотическим чувствам, затем предложишь деньги. И в том и в другом случае не получишь согласия. Поскольку результат известен заранее, я не хочу тратить ни свое, ни твое время на бесполезные уговоры. Желаю тебе хорошо провести вечер и прощай. Надеюсь, пребывание в Париже станет для тебя приятным.
Марго встала и пошла к двери, но остановилась, когда Рейф, подняв руку, попросил ее подождать.
Итак, теперь он знал, кто такая Мегги, и эту часть задачи можно считать выполненной. Она действительно англичанка, а не француженка, не немка, не итальянка и не венгерка и кто там еще. Бог знает, сколько ролей ей пришлось сыграть.
Рейф готов был поручиться за нее. Если и была утечка государственных секретов, то виной тому не Марго. Принимая во внимание отношение Марго к Рейфу, которое в силу некоторых обстоятельств не могло быть ни доверительным, ни теплым, едва ли Люсьен мог выбрать более неудачного посланника для своей миссии.
— Ты можешь уделить мне всего десять минут? — спросил он. — Может быть, у меня припасено нечто, что тебя весьма удивит, Марго.
После некоторого колебания Марго пожала плечами и вновь села в кресло.
— Сомнительно, но ладно. Продолжай. И, позволь заметить, я для тебя не Марго, а Мегги.
— Какая разница?
— Не твое дело, — выдавила она, зло прищурившись. — Давай говори, что хотел сказать, и уходи.
Не очень-то легко продолжать разговор при таком гостеприимстве, но Рейф все же попытался:
— Почему ты хочешь уехать из Парижа именно сейчас? К концу года должны быть подписаны новые условия капитуляции. Неужели нельзя подождать всего несколько недель?
— То же самое мне говорили при подготовке венских договоренностей. Дескать, конгресс продлится не более шести недель, а на самом деле он затянулся на девять месяцев. Кто может поручиться, что Наполеон не примется за старое и тогда вновь потребуются мои услуги?
Марго взяла бокал и отпила немного.
— Я устала от этой жизни в рассрочку, — произнесла она. — Бонапарт уже в пути к острову Святой Елены, там у него не будет других объектов для проповедей, кроме вольных чаек, так что и мне пора заняться делом, которое я столь долго откладывала.
Уловив перемену в ее настроении, Рейф решился задать очень личный вопрос.
— Ты можешь сказать, что это за дело? Угрюмо глядя вниз. Марго ответила:
— Я должна прежде всего побывать в Гаскони.
— Зачем? — спросил Рейф, пораженный внезапной догадкой.
Марго бросила на него темный непроницаемый взгляд.
— Чтобы забрать тело моего отца и переправить в Англию. Он двенадцать лет пролежал в чужой земле. Нужно отыскать его могилу, на это потребуется время.
К несчастью, догадка оказалась верной. Вино показалось ему горьким, настолько горькой была необходимость говорить о том, что он хотел бы оставить при себе.
— Тебе незачем ехать в Гасконь. Ты не найдешь там его останков.
— Как это понимать? — удивленно спросила она.
— Случилось так, что я оказался в Париже как раз тогда, когда получил известие о вашей гибели. Я отправился в то поселение в Гаскони, где, по моим сведениям, произошло убийство. Мне показали две свежие могилы, принадлежащие «этим англичанам», из чего я заключил, что там похоронены ты и твой отец. Мне удалось переправить тела на родину. Так что теперь они покоятся в вашем фамильном склепе.
Маска спала, и Марго, спрятав в ладони лицо, заплакала. Рейф очень хотел успокоить ее, но вряд ли Марго приняла бы от него слова утешения.