— Ах, подружка, как можно было забыть дофина так надолго! Я бы не смогла, — честно призналась Софи. — А что ты еще помнишь?
— Я вспомнила, как меня зовут.
— Не может быть!
— Но это так. Мое имя Селина де Лодвиль.
Софи со страхом посмотрела на подругу.
— Дорогая моя, а ты ничего не перепутала? Ты действительно считаешь себя пропавшей дочерью герцогов де Лодвиль?
— Я не считаю себя, я и есть их дочь!
— Будь это правдой, тебя сейчас здесь не было!
— Но почему? — возразила Селина. — Моя старая няня и дофин привезли меня сюда и…
— Селина! Да будь ты в самом деле дочерью Гийома де Лодвиль, его высочество никогда бы не оставил тебя здесь!
— Но почему? — снова возразила девушка. — Он мог и не знать, что я его дочь!
— Ты полагаешь, что твоя няня не сказала бы его высочеству, что ты — это ты? Как вы повстречали его?
— Я… я не помню…
— Ты просто наслушалась всяких сплетен. Даже здесь, в монастыре, очень много болтают и про дофина, и про ужасную судьбу герцогов де Лодвиль, и про таинственное исчезновение их дочери.
— Но ты же знаешь, что я появилась здесь в ту ночь, когда случилось это несчастье!
— Да, но это могло быть простым совпадением!
— Но портреты в моем медальоне говорят об обратном.
— О каком медальоне ты говоришь?
Селина просунула руку в вырез ночной рубашки и осторожно извлекла медальон на тонкой золотой цепочке.
— Вот об этом, — девушка сняла медальон с шеи и, просунув ноготь большого пальца между двумя половинками, раскрыла его. — Взгляни.
Софи склонилась над медальоном. Внутри его были помещены два миниатюрных портрета — мужчины и женщины.
Пристально рассмотрев обоих, Софи повернулась к подруге.
— Кто они, Селина? Это твои отец и мать?
— Да.
Софи вновь бросила взгляд на медальон, затем на Селину и снова на портреты.
— Ты похожа на них. Твоя мать была очень красивой женщиной, — задумчиво произнесла она. — Такая изысканная, утонченная… Я думаю, тот, кто хоть раз увидел ее, не смог бы забыть ее. А твой отец… черты его лица говорят о благородстве, а глаза выдают ум. К тому же он тоже был очень красив. Наверняка многие помнят их, ведь прошло не так уж много времени. — и, недоуменно взглянув на подругу, добавила, — ты потеряла память, но этот медальон все время был при тебе, не так ли? Почему ты никогда никому его не показывала?
Селина грустно вздохнула.
— Ты права, медальон всегда был при мне. Но ведь я могла только догадываться, кто изображен на портретах внутри него. Хотя… конечно, я всегда была уверена, что это мои родители, но кому я могла бы показать его? Кроме настоятельницы, сестры Анны, никто из живущих здесь не бывал в свете, ведь это монастырь для сирот, для «оборванок без роду, без племени», ведь именно так она называет нас за глаза? До сих пор не понимаю, как светская львица в мгновение ока превратилась в монашку! Я не верю сестре Анне, в каждом ее слове, в каждом движении скользит ложь. Она ненавидит меня, и взаимно. Поэтому если бы я показала ей медальон, она промолчала бы, или, хуже того, солгала, даже если и узнала моих родителей. А остальные могли решить, что я украла медальон. Ведь я не помнила своего прошлого. Та пожилая женщина, которая привезла меня и которая, как я знаю теперь, была моей няней и спасла меня, сказала, вероятно, в целях моей безопасности, что я ее внучка. Многое из того, что случилось более трех лет назад, я не понимаю, но одно знаю точно: я — Селина де Лодвиль, и собираюсь заявить об этом, в первую очередь королю. И обязательно найду мерзавца, который убил моих родителей, и он сто раз пожалеет, что сделал это!
Софи порывисто схватила подругу за руку.
— Успокойся, — и, хотя была возбуждена не меньше, добавила, — ты не должна так нервничать! Прошу тебя, расскажи по порядку, что ты еще вспомнила.
Селина рассказала подруге о намерении родителей познакомить ее с возможным женихом, об ужасном взрыве в замке, о гибели родителей, свидетельницей чего она стала, о незнакомце в маске и с кинжалом, о беспамятстве и маленьком путешествии в объятиях Людовика Анжуйского. Она умолчала лишь об их разговоре с дофином, сказав Софи, что ничего не помнит, чем сильно огорчила девушку.
— Ну вот, — с ноткой недовольства в голосе сказала Софи, — а я надеялась услышать от тебя все подробности твоего знакомства с принцем.
— Да это и не знакомство было, — рассмеялась Селина, — ведь он представился мне, а я ему нет.
— И что ты теперь собираешься делать? — спросила Софи. — Отправишься в Париж?
— Да, но мне придется сделать это тайно: я не хочу, чтобы сестра Анна узнала, что я дочь герцогов де Лодвиль до того, как я поговорю с королем. Она не поверит мне, но даже если и поверит, все равно не признается в этом. Скорее объявит сумасшедшей, нежели позволит отправиться в Париж.
Страх, удивление и легкая зависть одновременно отразились в глазах Софи.
— Значит, ты совершишь побег под покровом ночной темноты, как настоящая романтическая героиня? Может быть, ты даже покинешь монастырь через окно?
— Софи, у тебя слишком богатое воображение, и ты начиталась романов о любви. Остается добавить, что под стенами монастыря меня будет ждать принц на белом коне… Ну, не хмурься, я вовсе не имею в виду Людовика Анжуйского, он не единственный принц на свете, к тому же, насколько я помню, его высочество предпочитает вороных лошадей…
Неожиданно колокол на башне оповестил окрестности об утренней молитве: его мелодичный звон раздавался далеко за стенами монастыря. Прервав саму себя, Селина воскликнула:
— Нужно торопиться. Если опоздаем, то сестра Анна может запретить мне видеться с Дэлом, а я не могу этого допустить, особенно сейчас.
— Возьмешь его с собой?
— Конечно. Ведь его подарил мне отец.
Спрыгнув с кровати, Селина потянулась за одеждой. Взяв в руки грубое домотканое платье, очень напоминающее рясу, девушка в который раз недовольно поморщилась. Ее не раздражала бедность наряда, но унылый серый цвет, незатейливый фасон и сходство с одеянием монашек сильно угнетали Селину. Сама мысль о возможном постриге в монахини, к которому ее готовили вот уже три года, вызывала подступающую к горлу тошноту. Стать монахиней? Никогда! Никогда она не вручит священнику ножницы, не наденет мрачные одежды навечно, не запрет себя в одинокой келье, а главное, не поселится здесь и не попадет под безраздельное влияние сестры Анны! Безусловно, последнее было самой существенной причиной, почему девушка возненавидела и этот монастырь, и жизнь, уныло в нем протекающую. Каждый день проходил в бесконечных молитвах, изучении Библии, заучивании никому не нужных фраз и целых отрывков из Евангелия и песен, восхваляющих Бога и церковь. Селина часто избегала подобного времяпрепровождения, за что удостоилась искреннего недовольства большинства сестер и жгучей ненависти настоятельницы. Хотя, не исключено, что ненависть сестры Анны имела совсем иные причины, о существовании которых Селина и не подозревала, но факт остается фактом: сестра Анна никогда не скрывала отрицательных чувств, которые испытывала к девушке, и бедняжке приходилось туго. Несколько раз ее запирали в погребе, лишали завтрака, обеда или ужина, но Селина была неисправима. Она продолжала сбегать со службы, похищать ключи от комнаты для занятий и монашеских келий, рисовать смешные карикатуры на сестру Анну и разыгрывать монахинь.
Повзрослев, она отказалась от подобных глупостей, однако по-прежнему неохотно посещала занятия, предпочитая им недозволенные прогулки на Дэле вне монастыря и тайные беседы с госпожой Аделью. Об их дружбе, начавшейся около двух лет назад, знала только одна из монахинь, сестра Грета, приносившая еду госпоже Адель, ибо последняя жила в полном уединении. Попав сюда вслед за Селиной, она пожелала остаться инкогнито, и мало кто знал о ее существовании. Какое-то время ходили слухи о женщине, якобы поселившейся в монастыре и укрывающейся от чьего-то гонения. Но вскоре разговоры прекратились, ибо никто не знал, кто эта женщина, осталась она здесь и существовала ли вообще. Через год после приезда госпожи Адель Селина, в очередной раз сбежавшая с проповеди, случайно забрела в необитаемую часть монастыря и наткнулась на комнату, где и обнаружила незнакомку. Любопытная девушка и истосковавшаяся по общению женщина разговорились; на вид незнакомке было не более тридцати, и ее утонченная красота поразила Селину. Женщина представилась мадам Аделью, но предупредила, что имя вымышленное, а настоящее она предпочитает держать в тайне.