Шелби оставил здесь хозяйничать Чарли Поттера, который принес мой завтрак и принялся сыпать вопросами.
Я по-прежнему хранил молчание. Что толку разговаривать с таким придурком, как Чарли Поттер? Да и к тому же он считал меня психом, как и толпа снаружи.
Посудите сами, что я мог рассказать ему? Он ведь все одно ни за что мне не поверил бы, расскажи я ему правду про Еноха.
Вот я и молчал да слушал его разглагольствования.
Чарли с важным видом поведал мне о поисках Эмили Роббинс и о том, что шериф уже давненько обратил внимание на исчезновение разных людей. Чарли сообщил, что предстоит крупный процесс и из округа уже выехал прокурор. И еще он слышал, что будто они пригласили какого-то доктора, на предмет моего состояния здоровья.
И что вы думаете? Только-только я поел, как появился тот самый доктор. Чарли увидел, как тот подъехал к управе, и проводил его внутрь здания, едва успев захлопнуть дверь перед парочкой настырных обывателей. Тем взбрело в голову меня линчевать. Нет, вы только подумайте!
Док оказался коротышкой с идиотской бороденкой. Звали его Сильверсмит. Он деловито отправил Чарли в контору у входа, а сам устроился поудобнее перед камерой и завел со мной разговор по душам.
До этого момента я ничего особого не чувствовал, поверьте. Все произошло так стремительно, что я толком еще не успел осознать происходящее. Здорово смахивает на отрывок из сна: шериф, толпа, разговоры о каком-то процессе, угрозы линчевания…
Но с появлением доктора Сильверсмита что-то встало на свои места. Он был самой настоящей реальностью. Разговаривал спокойно, как добрый врач с больным пациентом. Похоже, он собирался упечь меня в психушку, как только будет найдена моя мамочка. О том, что с нею произошло, он спросил едва ли не в первую минуту нашего общения. От такого внимания к моей скромной персоне я почувствовал себя с ним легко и свободно.
Вскоре я уже рассказывал ему о том, как мы с маменькой жили в заброшенном сарае, как она варила приворотные зелья на продажу, о большом котле и ночном сборе трав. Рассказывал о тех ночах, когда она уходила куда-то в одиночку, и как я вслушивался в странные звуки ночи, доносящиеся откуда-то издалека.
Потом мне наскучило рассказывать, но док и сам кое-что знал и продолжил, сообщив мне, что мою мамочку все называли “ведьмой” и что однажды вечером к нам ввалился Санто Динорелли и зарезал ее, потому что она продала приворотное зелье его дочери, и та сбежала с каким-то охотником. Сильверсмит знал и о том, что с тех пор я жил в сарае один-одинешенек.
Но он ничего не знал о Енохе!
Том самом, что дрых у меня на макушке, нисколечко не заботясь о том, что со мной тут происходит…
Не знаю почему, но я заговорил с доком о Енохе, пытаясь втолковать ему, что ту блондинку убил вовсе не я, потому мне и пришлось упомянуть о Енохе и рассказать, как матушка заключила ту памятную сделку в лесу. Меня она, как всегда, не взяла с собой — мне тогда едва исполнилось двенадцать, — но забрала у меня немного крови, уколов палец иглой и нацедив в небольшую бутылочку. Не могу утверждать, чем она занималась всю ночь, но, вернувшись поутру, Енох уже был с нею. Видеть, конечно, я его не мог, но матушка рассказала все о нем, и тогда я впервые почувствовал, как он забрался ко мне на голову.
— Он будет с тобой всегда, — сказала женщина. — Станет заботиться о тебе и всячески помогать.
Вот это все я и выложив доктору, объясняя, почему вынужден подчиняться Еноху, после невосполнимой потери маменьки. Енох защищал меня, понимая, что я не выживу в одиночку. Я попытался объяснить это Сильверсмиту, поскольку он показался мне умным и добрым человеком.
Как я ошибся!
Я сразу это понял, как только увидел его пронзительный взгляд, поглаживание бороденки и постоянное приговаривание: “Да-да, разумеется”.
Глаза у него были точь-в-точь, как у шерифа Шелби. Буравчики. Недоверчивые. Внимательные. Следящие. И подсматривающие глаза.
Потом он принялся задавать всяческие забавные вопросики. Странно, ведь он должен спрашивать о Енохе, но вместо этого Сильверсмит жаждал узнать, не слышу ли я некие еще потусторонние голоса или видел ли я нечто такое, о чем он заведомо знал, что это полнейшая чепуховина и вымысел.
Затем он поинтересовался моими ощущениями после убийства Эмили Роббинс, мол, не хотелось ли мне с нею… нет, такое повторить язык не поворачивается! Честное слово, он сейчас разговаривал со мной, как с настоящим сумасшедшим!
Но я лишь рассмеялся в ответ и решил впредь помалкивать в тряпочку. Тогда он заметно приуныл и удалился, сокрушенно покачивая головой. Я вновь рассмеялся ему вдогонку, сознавая, что он так и не разнюхал того, что ему так хотелось.
А хотелось ему выпытать тайны маменьки и Еноха, это точно.
Но номер не прошел, поэтому я так веселился. Посмеявшись от души, я завалился спать и провалялся таким образом почти до вечера.
А проснувшись, увидел прямо перед решеткой камеры незнакомца с пухлой физиономией и добрыми глазами.
— Привет, Сет, — улыбнулся толстяк. — Как спалось?
Я почесал на макушке. Еноха, разумеется, не обнаружил, но я-то твердо знал, что он на месте и продолжает давить на массу. Он ловко умеет изворачиваться, даже когда спит.
— Ты только не волнуйся, я тебя не собираюсь обижать, — продолжал незнакомец.
— Вас прислал доктор?
— Ну, почему обязательно доктор, — рассмеялся тот. — Меня зовут Кэсиди. Эдвин Кэсиди, окружной прокурор. Здесь везде я распоряжаюсь, сынок. Не будешь возражать, если я войду к тебе?
— Но меня тут заперли.
— У меня найдутся и ключи.
Он отпер камеру, вошел и присел рядом на нары.
— А вы не боитесь меня, сэр? Меня все считают убийцей.
— Нет, Сет, — опять рассмеялся он. — Не боюсь. Я ведь знаю, что ты и не думал никого убивать.
Он понимающе положил мне ладонь на плечо, и я не стал сбрасывать ее. Ладонь была такая дружеская, мягкая и горячая. На одном из пальцев поблескивал бриллиантом массивный перстень.
— Как поживает Енох? — неожиданно спросил Кэсиди.
Я непроизвольно вздрогнул.
— Главное, не волнуйся. Этот паникер-доктор рассказал мне о нем, когда повстречался со мной на улице. Но ведь он ничегошеньки не понял, что же такое Енох, не так ли, приятель? Но мы-то с тобой прекрасно все понимаем.
— Док решил, что я псих, — пробормотал я.
— Честно говоря, Сет, — заговорщицки заявил прокурор, — в него действительно трудно поверить. Сам я только что вернулся с болота. Шелби со своими ребятами там шурует вовсю. Уже извлекли тело Эмили Роббинс и еще толстяка, маленького мальчика и индейца.
Я внимательно следил за его улыбчивыми глазами и пришел к выводу, что этому человеку можно доверять.
— Как ты думаешь, они найдут и остальных, если продолжат поиски на болоте?
Я лишь кивнул в ответ.
— Знаешь, я не стал там ждать. Дай, думаю, переговорю с Сетом. Вижу, что ты говорил сущую правду. Это ведь Енох виноват во всем, не так ли?
Я снова кивнул.
— Замечательно, — Кэсиди слегка пожал мое плечо. — Мы чудесно понимаем друг друга. Поэтому, сынок, можешь мне еще кое о чем рассказать.
— О чем вы хотели бы услышать, сэр?
— Меня больше интересует этот Енох. Скольких людей он приказал тебе убить?
— Девятерых.
— И все они погребены в болоте?
— Да, сэр.
— Тебе известны их имена?
— Лишь некоторые.
Я перечислил, что знал.
— Енох просто сообщал их приметы, ну, я и встречал людей по ним.
Прокурор неопределенно хмыкнул и потянулся за сигарой. Я недовольно нахмурился.
— Не возражаешь?
— Пожалуйста, не надо курить. Маменька не любила этого и мне не позволяла.
Кэсиди хмыкнул погромче, но сигару убрал и доверительно склонился к моему уху.
— Ты можешь здорово помочь мне, Сет. Тебе известно, чем занимается окружной прокурор?
— Ну, он как юрист сидит в суде и прочее…
— Совершенно верно. Я буду и на твоем процессе, Сет. Ответь мне, мой мальчик, ты смог бы рассказать публике все то, что происходило с тобой?