На самом же деле Франсуаза, выйдя замуж сущим младенцем, таковым же и оставалась, несмотря на то что и дочь родила, а потом ее утратила (Бог дал, Бог и взял!) и каждую ночь делила ложе с молодым сильным мужчиною. Выражаясь языком той эпохи, садовником Жан Лаваль был ретивым, но… без фантазии. О том, что в постели получает удовольствие не только мужчина, но и женщина, он, может быть, когда и слышал, но от слухов тех отмахнулся, как от чего-то лишнего и совершенно ему ненадобного. Старался, словом, для себя одного, а Франсуаза была слишком несведуща в любви, чтобы ожидать от лежащего на ней мужчины еще чего-то, кроме упорных движений вверх-вниз или вперед-назад – это было все разнообразие, которое Жан де Лаваль себе позволял.
А между тем, оставаясь по сути своей бутоном, внешне Франсуаза к двадцати двум годам превратилась в самый настоящий цветок, и правильно говорят знающие люди, что расхожее выражение la rose bretonne, «бретонская роза», обозначающее молодую женщину во всей красе, родилось именно тогда, когда вся Бретань начала полниться слухами о красоте мадам де Шатобриан.
Дошли слухи и до Блуа (где в те времена размещался королевский двор), а значит, и до человека, который слыл самым галантным кавалером Франции, – до самого короля Франциска I.
Надо сказать, что славился король не только галантностью, но и бесчисленными амурными похождениями. Ему едва исполнилось двадцать лет, однако количество его любовниц невозможно было перечислить. Сила его мужская была просто-таки неистощима, и некоторые говорили, что ему следовало бы выбрать для своей эмблемы не саламандру, а птицу феникс, ибо он способен был за одну ночь не меньше десятка раз «сгореть» в пламени страсти – и возродиться для новых подвигов в одной и той же постели. Или в десятке других. Это уж как получится.
– Королевский двор без красивой женщины все равно что год без весны и весна без роз, – уверял Франциск и собирал все новые и новые букеты этих «роз» день за днем и ночь за ночью.
Законная его супруга, добрая королева Клод (именно под таким именем она и вошла в историю Франции), была так влюблена во Франциска, что лишь руками разводила при слухе об очередной победе, одержанной им над добродетелью какой-нибудь дамы: жест сей означал, что идолу ее сердца и властелину ее судьбы дозволительно все. Абсолютно все! Тем более что не родилась еще на свет женщина, которая могла бы отказать этому куртуазнейшему королю.
Что и говорить, рождаются иногда на свет такие мужчины, созданные Творцом на погибель нашей сестры. Взгляд пламенных очей чуть исподлобья, легкое движение соболиной бровью, намек на улыбку в уголках губ – и вот самая добродетельная девица уже готова немедленно рухнуть на спину, как можно выше подобрав все свои юбки. Что же говорить о дамах постарше и поопытней?! Они ведь за версту чуяли умелого любовника, который способен доставить женщине великое наслаждение, а потому гонялись за Франциском толпами, умоляя доказать им свое монаршее расположение. Ну что ж, отказа никто не встречал, да и осечки у Франциска тоже не случалось. Не зря же он звался истинным королем-рыцарем!
Что характерно, рыцарственная галантность короля проявлялась не только в том, что он спешил оказать услугу любой и каждой просительнице со страстным огоньком в очах. Он еще и защищал своих дамочек от чрезмерной ревности их мужей! Скажем, как-то раз он принялся ухаживать за одной из придворных дам и в самое скорое время получил от нее знак: ворота крепости откроются победителю нынешним же вечером. Король явился за подтверждением заявления о капитуляции, однако у входа в покои фрейлины наткнулся на мужа этой дамы. Сей достойный господин, отчего-то (нет, ну в самом деле, отчего?!) нипочем не желавший украсить свою голову рогами, стоял со шпагой на изготовку и, судя по безумному взору, уже готов был отправить на небеса своего короля, а потом и последовать за ним. Но не у него одного имелась шпага, а главное, король владел своей куда более виртуозно. Грозный супруг и шевельнуться не успел, а Франциск уже приставил свою шпагу к его груди и пригрозил, что немедленно насадит его на острие, словно каплуна на вертел, если тот не даст клятву: никогда он не причинит зла своей жене, что бы та ни сделала, ну а если нарушит клятву, может немедленно отправляться на эшафот, самостоятельно или в сопровождении конвоя, это уж как ему больше понравится. Посрамленный супруг удалился, потирая царапину на груди, в том месте, где ее коснулось острие королевской шпаги, ну а король зашел к даме и осуществил над нею свои права властелина и любовника. Можно также сказать, что он осуществил над нею и супружеские права, поскольку муж ее был нынче ровно ни на что не годен!
На тот случай, если не случится поблизости какой-нибудь благородной дамы, готовой к его услугам, Франциск всюду возил за собой нескольких хорошеньких шлюшек, которых любовно называл – «мои маленькие разбойницы». Король был не слишком-то ревнив и охотно делился «разбойницами» с придворными кавалерами, а также с иностранными послами, в чьих постелях девчонки самоотверженно шпионили для обожаемого короля, прокладывая путь к чужим государственным тайнам своими телами.
Добавим, кстати, что спустя несколько лет будущая невестка Франциска I, Екатерина Медичи, возьмет с него пример и организует «летучий эскадрон красавиц», которые будут успешнейшим образом выполнять самые что ни на есть деликатнейшие ее поручения в самых что ни на есть разнообразнейших постелях.
Впрочем, не о том речь. Пора вернуться к Франсуазе де Шатобриан, этой бретонской розе, слухи об удивительной красоте которой дошли и до Блуа, а значит, и до короля. А королевский двор без красивой женщины, как уже упоминалось, все равно что год без весны и весна без роз… Разумеется, Франциск захотел иметь бретонскую розу при своем дворе, а желательно и в своей постели. Но ведь нужно было еще заманить в Блуа сию твердыню добродетели!
Франциск, надо сказать, славился не только амурными подвигами, но и проворным умом. Он мигом смекнул, что, прежде чем закрутить роман с этой дамой, нужно наладить отношения с ее мужем, который, между прочим, был владельцем немалой части французских земель и таким вассалом, отношения с которым портить не стоило бы. Король вызвал Жана де Лаваля во дворец и всячески обласкал. И только потом позволил себе выразить некоторое удивление, почему сеньор Шатобриана явился ко двору один, без жены. Или, может быть, она нездорова?..
А следует сказать, что Жан де Лаваль давно слышал о распутном нраве короля и имел все основания опасаться, что на его семейную честь будет предпринято наступление. Поэтому он запретил жене даже нос высовывать из дому без его особого приглашения.
В словах владельца Шатобриана крылась изрядная хитрость, и вот в чем она состояла. Жан де Лаваль предвидел, что король будет непременно выманивать Франсуазу из родового замка, но надеялся, что, когда он поймет безуспешность этого, осаду снимет. Ведь Франциск, к услугам которого была любая женщина королевства, не отличался склонностью к долгим ухаживаниям. Значит, все дело лишь в том, чтобы он потерял терпение. А потому, уезжая из Шатобриана, Жан де Лаваль приказал ювелиру изготовить два одинаковых кольца. Одно дал Франсуазе, другое надел на свой палец и строго оным пальцем погрозил жене:
– Запомните, душенька: вы не должны покидать дом ни в каком другом случае, как только получив от меня вот это кольцо. Даже если от меня придет письмо с категорическим приказом отправиться в Блуа, но при нем не будет кольца, – вы ни в коем случае не должны ехать! Понятно?!
«Душенька» кивнула: конечно, понятно, чего ж тут не понять? И ревнивец де Лаваль со спокойной душой отбыл из Шатобриана, уверенный, что надежно обеспечил свои тылы. Поэтому он только ухмыльнулся, услышав вопрос короля: отчего-де не приехала мадам Шатобриан? И ответил:
– Ах, ваше величество, моя жена – сущая провинциалка! Она ведь выросла в глуши и очень боится светских, утонченных людей. Она наотрез отказалась ехать со мной в Блуа, опасаясь, что совершит какую-нибудь глупость или неучтивость – и опозорит меня.
К сожалению!!! По просьбе правообладателя доступна только ознакомительная версия...