К одиннадцати заказы оставались все еще не пересчитанными, а Карл сидел, в беспомощном негодовании уставившись на календарь над своим столом.
Очнувшись от колоколов Метрополитен-Тауэр, он вздрогнул, снова согнулся над бумагами; и тут, случайно покосившись через жалюзи в торговый зал, заметил, что мистер Коэн неодобрительно глядит на него. Спустя еще час Карл с шумом захлопнул книгу продаж, засунул кипу заказов в ящик стола и, повернувшись, чтобы посмотреть на вездесущего мистера Коэна, обнаружил, что смотрит в пару прекраснейших на свете глаз.
Карл покраснел, потом побледнел.
Он отвернулся, но вынужден был повернуться к ним снова. Он хотел заговорить, но не смог выдавить из себя ни звука. Девушка у окна рассматривала его с безмолвной симпатией, признаки которой, очевидно, не были ей не известны.
Жестом она указала на лежавшую перед ней на конторке карточку. Карл поднял ее дрожащими пальцами и прочел:
"ИНСПЕКТОР
Бюро по трудоустройству Нью-Йорк".
И, снова глаза в глаза, он пробормотал:
- Да... э-э... О да!
- Я пришла проинспектировать ваше помещение.
Ваша фабрика здесь, не так ли?
Даже при деловом тоне этот голос звучал весенними нотками.
Мистер Коэн, слышавший все, авторитетно подошел к ним.
- Что вам нужно? - потребовал он.
Девушка смутилась таким приемом.
- Я хочу удостовериться, что все работники трудятся в надлежащих санитарных условиях, - ответила она.
Мистер Коэн подозрительно оглядел ее:
- Ну, почему бы... О, хорошо, - и обратился к Карлу: - Мистер Макнэйр, юная леди желает осмотреть фабрику. Вы пойдете с ней, так как у меня заказчик - мистер Уальдштейн из Йонкерс.
И он поспешно вернулся к мистеру Уальдштейну, словно полководец на поле боя.
За это время Карл привел в порядок свои чувства; позже, думая обо всем, он удивлялся, как у него хватило самообладания вежливо проводить девушку до лифта, а также через трескучий лабиринт швейных машин на верхнем этаже.
Он беззвучно наблюдал за инспектором, пока она беседовала с диспетчером и давала ему последние наставления относительно вентиляции. Когда она развернулась, чтобы идти обратно, Карл опередил ее и, подойдя к лифту, заботливо надавил на кнопку, словно это была важнейшая церемония; пропустив девушку в кабину, он последовал за ней.
Прибыв на первый этаж, они вместе дошли до вестибюля. Там девушка протянула Карлу руку:
- Большое вам спасибо.
Поколебавшись, Карл нежно пожал и выпустил ее ладонь, затем, собравшись с духом, заговорил:
- Я... э-э... хотел кое-что сказать. Можно?
- Конечно. Что?
- Вы уверены, что не обидитесь?
- Ну, - заколебалась она в свою очередь, - это зависит от того, что вы скажете.
- Я знаю, что не хочу оскорбить вас, - объявил Карл, улыбаясь с такой располагающей открытостью, что девушка не смогла не ответить на его улыбку, - но это, возможно, случится.
Сомнений в искренности его намерений быть уже не могло.
- Ну? - подбодрила девушка.
- Конечно, - попробовал продолжить свою мысль Карл, - вы будете не согласны, я знаю. Но я подумал... может быть... вы... нам сходить на ленч вместе?
Он задал этот обыкновенный вопрос с поистине смехотворной трагичностью. Девушка растерялась.
- Вы издеваетесь? - спросила она. Но, заметив его удивление, тут же добавила: - О, прошу вас простить меня. Я хотела сказать, что пойду.
Карл едва смел верить своим ушам. Он спрашивал ее с тем чувством, которое испытывает игрок, лишь от безнадежности бросающий на стол свой последний доллар и заранее уверенный в неудаче, и которое может показаться чем-то весьма преувеличенным для тех из читателей, кто рассматривает весну исключительно как время, подходящее для высаживания капусты.
- Но... но, возможно, вам не хочется идти, - глупо запинался он.
- Конечно, хочется. Но мне не хочется стоять в этом вестибюле весь день, - улыбалась она.