Хенрик усмехнулся и подошел в стойке. Механический протез он заказал себе несколько лет назад, после долгих и упорных уговоров. Теперь его увечье было почти незаметно, и только царапины на светлых досках пола напоминали о том, что когда-то хозяин прохаживался по ним деревянной ногой, окованной железом понизу.
Уолтер добавил в бокал порцию водки и долил коктейль доверху сливками.
— Какие планы на вечер, Хенрик? Мне опять придется бренчать палечку до закрытия?
Танец не просто так назывался «палькой». Слово «распалять» лучше всего характеризовало то, что начиналось сразу после первых аккордов.
— Может и придется. Но ты не переживай, я пригласил нам на подмогу одну особу, желающую подзаработать.
— Я надеюсь, это будет не как в прошлый раз, когда ты обещал нам певицу, а привел какое-то очаровательное существо чуть выше табуретки, которое не было бы слышно, даже если бы все просто молча пили, а не разговаривали и гоготали?
— Хочешь сам искать пабу культурную программу? Может мне задуматься о том, стоит ли тебя держать с твоей палькой? — усмехнулся Хенрик, становясь за стойку.
Уолтер перепрыгнул ее, оперевшись о край рукой и, как ни в чем не бывало, сел на один из барных стульев.
— Что вы, герр Хенрик! Я готов играть вам палечку и петь скабрезные песенки с утра до вечера, лишь бы не лишаться счастья созерцать ваше прекрасное заведение!
— И не вылететь из комнаты, которую ты у нас занимаешь.
— Именно так. Я боюсь, сердце мое не вынесло бы такого удара. Так кого ты там нашел?
— А, бортовая чародейка с пришедшего корабля желает бесплатную ночевку.
— Бортовая чародейка? Это же злющие, дорого одетые тетки, которые даже на своих капитанов смотрят с таким презрением, будто они ну просто грязь под их ногами, — усомнился Уолтер.
— А эта молоденькая совсем, ну, твоя может сверстница. Видно, еще не разобралась, как надо себя вести. И смешная такая, выглядеть пытается как шаманка с Северных Берегов, ну ты сам посмотришь. Только я тамошних ведьм видал — они еще хуже наших чародеек, беловолосые все, белоглазые, будто в них крови вовсе нет, и взгляды у них… Как обведут черным свои глазища, так и думаешь, что такой колдовать-то не надо, она посмотрит и к месту приморозит.
— По мне, что одни, что другие, что третьи — неприятные особы, но в море без них делать и правда нечего. Одна чародейка способна навести морок и увести от корабля левиафана, а ты знаешь, сколько они топят, — зевнув, ответил Уолтер.
— Плавали мы и без ваших чародеек, — ответил Хенрик, и взгляд его мечтательно затуманился.
— Зэла успела рассказать тебе про кончину ее обожаемого герра Хагана? — торопливо перевел тему Уолтер, пока Хенрик опять не завел про свое славное прошлое.
— Про кончину всеми обожаемого герра Хагана и фрау Марии мне прожужжали уши все мальчишки-газетчики на пути от дома до паба. Я хочу дождаться статьи в «Парнасе», эти хотя бы думают, что пишут. Представляешь, одна газетенка вообще накорябала, что фрау Марию собака загрызла.
— А откуда ты знаешь, может и правда собака? — меланхолично спросил Уолтер, перегибаясь через стойку и снимая с остывшего песка джезву.
— Так они фотографию трупа приложили, жандармскую. Что я, мало вскрытых глоток в своей жизни видел? Я и сам…
— Хенрик, — Уолтер поднял ладонь в предупреждающем жесте.
В стойке подошла Василика.
— Герр Хенрик! Я тут слышала, вы какую-то ведьму привели? А она нам двор не подожжет, как в прошлый…
— Она приедет погадать, — отрезал Хенрик, не дав девушке договорить.
— Ах, вот оно что! Тогда предупреждаю, у нас тут две пожилые леди, я надеюсь, ваша ведьма не будет предрекать всем, кто старше шестидесяти скорую кончину, как в…
— Василика, лучик мой, зачем ты держишь пустой поднос рядом со стойкой?
— Чтобы вы поставили на него пять кружек темного пива и четыре шота односолодового виски с перцем, — очаровательно улыбнулась ему девушка.
На нее было невозможно злиться, и Уолтер видел, что Хенрик добродушно посмеивается в усы, наливая пиво.
…
Ведьма пришла вечером. Раньше, чем Уолтер начал играть пальку и начались танцы, но именно в тот момент, когда он, поставив ногу на один из столов, вдохновенно пел «В таверне». Голос у него был сильным, гитара — звонкой, и никто не мог бы пожаловаться, что хоть слово нельзя расслышать за смехом и разговорами.