— Себе вы сделали такой же?
Катя на секунду замешкалась.
— Да.
Да. Она терпеть не могла этот напиток, но почему-то всегда его пила вместе с мужем. Наверно, ей просто нравилось его удивлять. Словно она доказывала: смотри, я ведь на многое способна! Я смогу встать рано! Я могу пить эту бурду и улыбаться, и ты будешь довольно усмехаться в полуседую бороду, приговаривая: "Крепкая ты, женушка! А я-то думал на неженке женился!" — и мне будет приятно от этой искренней похвалы и от ощущения, что я хоть что-то кому-то доказала…
Екатерина грустно улыбнулась, прощаясь с воспоминаниями, и посмотрела на напряженно следящих за ее реакцией собеседников. Ее заминка не осталась незамеченной, но вряд ли они могли разгадать ее причину.
— Это все, господа?
— Нет, — Гастин встрепенулся. — Где вы находились все последующее время?
— Во время распития кофе — с ним. Затем ушла распорядиться насчет завтрака. Когда я вернулась, мы перемолвились парой слов о предстоящих визитах, во время данного разговора мужу сделалось дурно. Я кликнула слуг и все дальнейшее время провела рядом с ним.
— Удивительная преданность! Он что-нибудь говорил?
— Бессвязный бред.
— Например?
Вдова задумалась.
— Он вспомнил первую жену, звал "Елена, Елена, спаси". Кричал, что "он перешел грань" и что-то про удлиняющиеся тени.
— Вам ничего не напомнили его слова?
— Нет. Ну, кроме имени.
— Вы знали его жену?
Катерина горько улыбнулась.
— Она умерла, когда мне было три года.
Капитан ни на миг не смутился.
— Ее родственников?
— Ее сын мой пасынок. Больше я никого не знаю.
— Хорошо, — Гастин потер руки, — а теперь еще несколько вопросов…
Мережская дала отмашку слугам, и те ушли за следующей порцией чая. Судя по всему, господа покинут ее дом не скоро.
Разговор действительно вышел долгим. Екатерина чувствовала себя не несчастной вдовой, а преступницей, причем вина ее, судя по всему, была уже доказана. На лицах у мужчин крупными буквами было написано, что им "все понятно: вышла молодая за деньги, и теперь безмерно рада, что муж скончался, а то, может, и сама этому поспособствовала". Неприметный человек и капитан не сводили с нее подозрительного взгляда, один только секретарь Талькин смотрел на нее с непосредственным, но незлобным любопытством, и порой ободряюще улыбался.
После долгих попыток поймать ее на лжи, капитан, явно разочарованный состоявшимся разговором, промолвил:
— На сегодня все.
Екатерина обрадованно подскочила, нарушив этикет. Неназвавшийся мужчина ухмыльнулся. Капитан не обратил на это внимание — он уже ругал Талькина, неразборчиво что-то написавшего во время их беседы. Катя, которую уже тошнило от этих людей, тем не менее посочувствовала краснеющему пареньку. Впрочем, это не помешало ей отговориться срочными делами и оставить проводы гостей на Аглаю.
Почти бегом покинув комнату, инкнесса поднялась в кабинет мужа, мельком посмотрев на часы. Дело шло к обеду. Захотелось сразу и есть, и спать. Но вдова села дописывать злополучное письмо.
Это казалось ей наипервейшим по важности делом.
***