Глава 1
Ранней весной я вышла из дома и отправилась изучать незнакомый мне подмосковный город Железнодорожный. Жители между собой называют его Железкой. В нём я поселилась недавно. Прогуливаясь по улице Советской, заметила идущую впереди меня согнувшуюся худую старушку. На ней была надета шаль и старое зимнее пальто, примерно на размер больше её, тёмно-синего цвета с песцовым воротником. Местами пальто имело белёсый оттенок от ветхости, а воротник был не белым, а уже коричневатым. Сквозь пальто на спине проступали позвонки. Из-под шали виднелись седые пушистые волосы. Её жалкий вид напомнил мне мою бабушку незадолго до смерти. Боль утраты по которой всё ещё не отпускала меня. Внезапный душевный порыв бросил меня к незнакомой старушке. Я выхватила из кошелька пятидесятирублёвую купюру и вложила ей в руку. Она взглянула на меня колким взглядом и произнесла:
— Храни тебя Господь!
А затем быстро перешла дорогу и пошла вдоль рынка. Он состоял из трёх территорий, отгороженных друг от друга забором с проходами из одного в другой. Я же отправилась домой с твёрдым намерением посетить его в выходные дни.
В субботу я уже бродила по нему, высматривая нужный товар. Заметив на одном из прилавков белорусский творог, я встала в очередь человек из десяти. Рядом тоже находился прилавок с продуктами, но около него покупателей не было. Вдруг к продавцу этого прилавка подошла та самая бабушка. Разжала кулак с несколькими пятирублёвыми монетами и, показывая на них глазами, покашливая, обратилась к продавщице:
— Гах! Гах! Дочка, дай мне баночку сгущённого молока. У меня не хватает пяти рублей, а молока хочется.
— Пошла отсюда! — закричала на неё продавщица.
У меня сжалось сердце. Я была в ужасе от такого обращения со старым человеком. Быстро достала из кошелька и протянула старушке пятирублёвую монету. Она её взяла, мгновенно бросила в карман и снова начала кашлять и просить:
— Гах! Гах! Ну, что ты обеднеешь? Мне всего-то не хватает пяти рублей!
Я стою и соображаю:
— Как так может быть? Ведь я же дала ей пять рублей, а она вновь твердит продавцу, что у неё ровно столько же не хватает!
Вскоре ещё одна женщина из очереди раскрыла кошелёк и стала вытаскивать из него белые монеты.
Продавщица всплеснула руками, вставила кулаки в бока и, нервно дёргая головой, с возмущением прокричала:
— Женщина! Не давайте ей денег! Это же аферистка! Неужели вы не видите?
Но та всё равно протянула бабуле три рублёвых и одну двухрублёвую монету.
Бабка, прижав эти монетки безымянным пальцем и мизинцем к ладони, вновь протянула руку с оставшимися тремя оттопыренными пальцами к продавщице, кряхтя и постанывая так громко, что вся очередь полезла в кошельки и карманы.
Никому и в голову не пришло, что этот «Божий одуванчик» способен ломать комедию. Лицо продавщицы налилось кровью, когда бабуля, получив от всей очереди по пяти рублям, вновь протянула к ней руку со словами:
— Что же ты такая жадная? Ведь мне не хватает-то всего пяти рублей! Дай мне банку молока!
Женщины, стоящие в очереди опустили головы. До них дошло, что бабка их дурачила, получая не только деньги, но и удовольствие от хорошо сыгранной комедии.
— Ну, что?! — ликовала продавщица, обращаясь к покупателям соседнего прилавка, — поняли, наконец, что я была права?! Нашли, кому давать деньги!
В очереди послышался ропот. Одна покупательница спокойно произнесла:
— Кто же знал, что такая пожилая женщина способна на обман.
Довольная бабуля направилась к следующему прилавку, высматривая товар на ней, и подходящую душевную публику, способную откликнуться на её «бедственное положение».
— Я эту бабку хорошо знаю, — начала объяснять продавщица всё той же обманутой очереди. — Она живёт в нашем доме и получает пенсию в несколько раз больше моей зарплаты. Правда, никто не знает, за какие такие заслуги ей столько платят. Живёт в трёхкомнатной квартире. Ещё одну квартиру сдаёт в аренду за семьсот долларов! Вот зачем ей одной столько денег? Детей у неё нет.
Купив творог, я отправилась домой. В голове моей никак не укладывалось событие, случившееся на рынке. От природы я человек наблюдательный и отметила про себя, что бабушка эта, при всей её худобе и бедном, но чистом одеянии, имела довольно-таки интеллигентный вид, умные глаза, проницательный взгляд. Её черты лица свидетельствовали о её небывалой красоте в молодости. Она опрятна, не имела постороннего и старческого запаха. Лет бабуле примерно семьдесят пять — восемьдесят. Возможно, она душевно больная. Но я — не медик, и определить этого не могла. Говорю честно:
— Неприятный осадок у меня остался. И вовсе не потому, что она просила у людей деньги при всей её состоятельности, а оттого, как она это делала. Бабушка получала удовольствие, открыто дурача и обманывая людей. От азартности собственной игры.
Когда мы с родителями затеяли размен квартиры, то решили об этом никому не говорить, пока он не состоится. Длилось это целых четыре года. И вот наконец мы обрели два отдельных жилья.
Я лежу у себя дома на диване, наслаждаюсь свободой и вспоминаю, как уставшая приходила с работы, а мама начинала меня пилить, что я вещи положила не на то место, обувь свою не вовремя помыла, после душа стены в ванной не протёрла и саму ванну не привела в порядок… Ещё и есть приходилось то, что она варила, а не то, что мне самой хотелось. Запах приправы «хмели-сунели» я терпеть не могла, а она присутствовала почти во всех первых и вторых блюдах. Разумеется, я очень люблю маму, но давно усвоила, что двум взрослым женщинам в одной квартире жить нельзя, даже матери с дочерью. Одна обязательно будет подавлять другую, развивая в ней комплекс неполноценности.
Мои размышления прервал телефонный звонок. Подруга Маринка вспомнила обо мне и предложила встретиться где-нибудь.
Я пригласила её к себе и объяснила, как добраться до Железнодорожного.