— Еще любезней? — Сальвадор подняла бровь. — Боюсь, для мужчин в этой пустыне у меня нет более учтивых слов, Эльяс, я и этими-то не разбрасываюсь. Здравствуй и процветай, пусть верующие твои протопчут к храму твоему широкую дорогу, и жертвы твои вознесут тебя еще выше, чем ты сидишь сейчас. Так сойдет?
— Надо было поспорить с Салладом, что ты все-таки это скажешь, — Ворон чуть усмехнулся, милостиво кивнул, а затем повел ладонью, и в глухой стене храма появилась узорчатая черно-белая дверь, — прошу пожаловать в мой Чертог, Судья, мы поговорим там.
— Надеюсь, у тебя там не вертеп, — вздохнула Сальвадор, поправляя покрывало.
— Я тебя не ждал, так что, увы, вертепа нет, — Ворон с сожаленьем развел руками. Она ощутила, как он покривил душой, но, на его счастье, ложь была в первой части фразы, а не во второй.
В чертоге Эльяса — точнее в той зале, в которую он «заманил» Сальвадор, было, конечно, накурено, но по крайней мере здесь не творилось ничего, чего можно было ожидать от бывшего демона. Ну, там… Сотни голых девиц, оргия, половина участников которой позже становилась жертвами для хозяина Чертога…
Нет. Все чинно, скромно, шелковые подушки, сильнейший запах фруктовых кальянов, от которого к горлу тут же подкатила тошнота. Даже девушка была всего одна — и одетая. В абсолютно приличную светлую тунику и темные шаровары. Она пила чай, сидя у невысокого столика.
Судья не удержалась. Потянулась к ладони девушки, провела по тонким пальцам своими. Все хорошо. Девушку не удерживали насильно, она вообще была очень довольна жизнью.
— Падме здесь по своей воле, Судья, — тон Эльяса эль Мора стал холоднее, — в следующий раз спрашивай разрешения, когда что-то трогаешь в моем Чертоге.
— Защита женщин от несправедливости — мой промысел, — бесстрастно откликнулась Сальвадор, — и если ты хочешь обсудить это — можешь обратиться к Шии-Ра. Это ей я давала предсмертную клятву, именно она даровала мне бессмертие и мою силу. До тех пор пока я — Судья, судьбы дочерей этой пустыни волнуют меня вопреки чьим-то капризам и вопреки даже моей собственной судьбе. Так ты хочешь об этом поговорить, Эльяс? Или позволишь мне сказать о моем деле?
Эльяс уставился на неё изучающе.
— Хочешь, прогуляемся по моему Чертогу? Обсудим твое дело по ходу, — неожиданно предложил он, но Сальвадор покачала головой.
— Лучше давай просто поговорим. Ходить при этом мне не обязательно.
— Сколько мы не виделись? — вдруг спросил Эльяс вкрадчиво. И это был неправильный вопрос. Такой, от которого заныли виски. Как и всегда, когда вопросы касались прошлого.
— Я не знаю, — морщась, откликнулась Судья, — лет сорок, не меньше. Сорок из тех ста, что я служу Махаккару. Кажется…
— Не помнишь точно? — тонкие брови Эльяса взлетели на его высокий лоб. — Я слышал что-то о проклятии, тебя сразившем, но подробности как-то ускользали от моих ушей.
— Мы можем сесть? — Сальвадор вымученно улыбнулась. Вся её сущность гудела, эхом откликаясь на вскипевшее внутри проклятие.
— Да уж прошу, — Ворон широким жестом повел в сторону подушек, и сам не без удовольствия развалился на них.
Он рисовался. Он ведь мог явиться к Судье в приличном виде, а явился — как явился. Обнаженный до пояса, в одних только черных шароварах, от пояса и до кистей рук исписанный черными узорами. Одна из гибких татуировок под взглядом Сальвадор обрела объем, поднялась над плечом Эльяса и скользнула меж подушек, будто что-то разыскивая. Вернулась с длинной трубкой, которую Эльяс тут же зажал между зубов.
Курил он не только кальяны…
— Итак… — Ворон жестом показал, что говорить уже можно, он, мол, внимательно слушает.
Вместо ответа Сальвадор просто подняла руку.
Он был богом. Он не мог не видеть золотой магической вязи, покрывавшей её тело. А еще — темного, тонкого, неприятного узора, что пробрался под эту вязь.
Проклятие.
Эльяс просто присвистнул.
— Глубоко ушло, — он качнул головой, — и как оно действует? Чем тебе вредит?
— Это сложно описать, — Сальвадор чуть скривилась, — ты когда-нибудь проходил через смертную реинкарнацию?
— Для развлечения? — Эльяс зевнул. — Нет, спасибо, я еще божественными регалиями не наигрался. В смертных играют уж совсем от скуки.
— Я не играю, — Сальвадор стиснула зубы, — но тем не менее, за последние семь лет я переживаю уже десятую реинкарнацию. Жизнь за жизнью. Одна другой хуже.
— Тебя смущает нищета смертных или их убогая магия? — насмешливо спросил Эльяс.
— Меня смущает десять насильственных смертей, и то, что ни в одной жизни я не доживаю даже до одиннадцати лет, — устало откликнулась девушка. — Меня смущает, что я не могу этому воспрепятствовать. Меня смущает, что после каждой такой реинкарнации я теряю больше памяти и сил. На восстановление уходит время, в которое я не могу следовать своему долгу. Не могу помогать тем, кто зовет меня. Не могу защищать дочерей пустыни как должно. И…