Молниеносный взгляд вдоль узкого коридора, и Иезекиль облегченно перекрестился: оооо, слава тебе, Господь Всемогущий, воистину слава! Замки на всех трех дверях, обозначенных номерами 1, 2, 3, не тронуты: ни царапинки, чисты и невинны, как детская любовь к мороженому. Г л а в н а я дверь – на месте; сразу видно – к засовам не прикасались. Тяжелые пластины чистого серебра, скользкие и мокрые от непрерывно льющихся струй святой воды. Поверх – лично скованные архангелом Михаилом цепи, чья сила скреплена замком с печатью апостола Петра. Но все это чистая формальность, мишура попсовая. Секрет неприкосновенности камеры №1 – совсем в другом. Прямо через порог железной нитью проложена трубочка толщиной едва ли не в человеческий волос, полная субстанции . Она совсем незаметна на первый взгляд, но ее действие весьма ощутимо – в этом‑то и состоит подвох.
Те, кто усыпил их обоих неведомым гипнозом, просчитались. Через субстанцию не прорваться даже легиону отборных бесов, включая такого головореза, как демон Агарес, – правая рука Сатаны, герцог Восточного и Западного секторов Ада.
Иезекиль плавно отстегнул рацию под крылом. Сейчас он доложит начальству о беспрецедентной атаке неизвестных сил, поднимет тревогу во всех департаментах, позвонит каждому апостолу. Но сначала хорошо бы лично убедиться: в камере №1 ничего не случилось.
В прямом смысле ничего.
– Нормально себя чувствуешь? – спросил он Рафаила, помогая ему подняться.
– Угу, – ответил толстяк, протирая осоловевшие глаза крылом.
Иезекиль вложил небесно‑голубой ключ в замок – тот лязгнул, распадаясь надвое, цепи упали вниз. Изнутри соседней камеры №2 слышался рев и топот копыт, пахнуло смрадом зверинца. Существо материлось , с грохотом ломясь в дверь.
«Надо ему еды потом занести», – мелькнуло в голове Иезекиля.
Камера №1 встретила ангела‑стража запахом тухлых яиц и холодной сыростью – стены из иерусалимского кипариса, казалось, дышат святой водой. Потолок глядел на него гипсом с ликами угодников, на нитях свешивались распятия, в углах – душевые отверстия для распыления елея. Эту камеру, говорят, конструировал лично Ной. Плазменный телевизор странно смотрелся в темном пространстве: что‑то вроде бриллианта на шее нищей старухи. Едва шагнув за порог с субстанцией , Иезекиль все понял.
Сонный ангел за дверью дернулся, услышав крик ужаса...
Глава I
Пила XXVI (где‑то в центре Москвы, в темном переулке)
Дьявол, моргая, вяло смотрел в темноту. Он смог различать предметы уже через пару мгновений – се природные обитатели Ада обладали кошачьим зрением. Напротив него, скрестив по‑турецки ноги, сидел человек. Низкорослый, как гном, толстенький и в черной робе заключенного Армагеддона: капюшон надвинут на лицо – наверняка морщинистое. Ничего не видит, а потому боится произнести вслух хотя бы одно слово. Да, время сейчас такое: если утащили тебя куда‑то среди ночи – лучше помалкивать.
Хвост Сатаны звучно щелкнул.
– Где я? – вздрогнув, спросил человек.
– Понятия не имею, – отозвался Дьявол. – Я и про себя‑то этого не знаю.
Он уже узнал своего соседа, но не подал виду. Так было прикольнее.
В руках толстячка тускло вспыхнул дисплей мобильника.
– Босс! – упавшим голосом произнес «гном». – Неужели это вы?
– Можешь рога пощупать, – зевнул Дьявол. – Убедишься наверняка.
Пиар‑директор Сатаны не принял совет во внимание. Вытянув ладонь вверх, он поднял сотовый телефон над головой. Слабое мерцание голубовато‑мертвенным оттенком осветило крохотную комнату, больше похожую на коробку. Ее стены покрывал белый больничный кафель, на полу стояла ванна, полная воды, по бокам от нее, как мертвые часовые, – останки двух разбитых унитазов.