Они смотрят на меня, ждут, и мне немного не по себе. Как же он мог оскорбить меня?
Кого сейчас волнует мое слово?
Все давно решено.
— Нет, — говорю я. — Ничем.
— Хорошо. Тогда иди к себе, — отец удовлетворенно кивает. — Сигваль! Нам нужно поговорить.
— Он уехал! — Беате забежала ко мне после обеда.
Я на обед не пошла, есть совершенно не хотелось, да и видеть их сейчас тоже.
— Эдриан уехал, — Беате изо всех сил пыталась изобразить сочувствие на лице, но у нее плохо выходило. — Он сказал, что после того, как Сигваль оскорбил его, он не может больше оставаться, и уезжает домой.
— Уехал…
Я знала, что так будет. И все равно — в сердце образовалась какая-то пустота… и ныла…
Даже не попрощался со мной.
Я знаю, у него не было времени и возможности. Конечно, он не хотел компрометировать меня… Не хотел, чтобы нас видели вместе. Ведь этой ночью… я обещала сбежать с ним. Прощался он вчера, у фонтана и белых лилия в саду. Еще там он сказал мне все.
— Вот же, какой хитрец, — фыркнула Беате. — Не хотел бежать, поджав хвост, и теперь строит из себя оскорбленную невинность.
— Не говори так о нем! — попыталась я.
— Как? Твой Эдриан договорился с отцом, чтобы тот дал обнажить оружие, но остановил поединок в самом начале. Выходит безопасно, никаких убийств, и можно сохранить лицо. Не Сигваль выгнал его, а он обиделся на Сигваля и уехал. Сигваль злой, конечно, но говорит, что ему плевать, убрался отсюда, и слава богу. Отец, конечно, наорал на него, но Сига же ничем не проймешь, он только поморщился.
Беате, такая маленькая хрупкая нежная девочка с кудряшками, цвета спелой пшеницы и ослепительно голубыми глазами… Она смотрела на меня и говорила все это. Нет, не со зла, конечно, не пытаясь меня уколоть. Она честно говорила то, что думает. Со мной она всегда говорила честно. Это мужчинам, влюблено смотрящим на нее, она пела лишь то, что они хотели услышать.
Удивительно…
Между прочим, я знала, что Рандольфа Хеттиля в мужья Беате выбрала сама. Да, такого угрюмого и неказистого. Виделась с ним как-то, когда тот приезжал в столицу по делам. И парень ей понравился. Не красотой, конечно, и не сладкими речами, ни того ни другого и близко не было. Беате сказала, что он надежный и честный, внимательный, милый, в конце концов. Когда уж все эти качества она смогла разглядеть — сказать сложно. Он будущий герцог, так что ей вполне подходит. Лучше выйти замуж сейчас, за человека, который ей нравится, чем чрез пару лет ее выдадут, как приложение к какому-нибудь выгодному соглашению. И Беате сама пошла договариваться к отцу о свадьбе. А отец — к Каспару Хеттилю.
В нашей семье девушки часто принимают решение самостоятельно, даже если со стороны это не заметно.
И я тоже решение приняла.
Я знаю, Эдриан Беате не нравился тоже. «В его сердце слишком много льда и спеси», — сказала она.
Это неправда. Я верила, что сердце Эдриана полно огня и любви. Я видела его глаза.
И то, что произошло сейчас — Эдриан защищался, он не дал себя в обиду, не позволил унизить. Не позволил выставить за дверь. Надо гордиться. И я буду гордиться им. Я тоже все устрою сама.
Сегодня ночью. За стенами замка, у реки.
Глава 4
В тот, первый раз, я убегала налегке, не взяв с собой ничего, надеясь на Эдриана. Только платье надела такое, что больше подходит долгим прогулкам, и теплую шаль — конец августа, ночи уже холодные. Да, знаю, как смешно это звучит. Но я и не рассчитывала на приключения, была уверена, что вот прямо здесь встречу любимого, и он заберет меня. И мы поедем… А там, мне уже не нужно будет заботиться ни о чем.
Забегая вперед, хочу сказать, что второй раз я убегала, подготовившись куда лучше и рассчитывая только на себя.
Да, я страшно упрямая.
Говорят, характером я пошла в бабку Гердис, принцессу и королеву Драконьих гнезд. Мой дед завоевал это маленькое королевство, на войне погибли отец и брат Гердис, тогда еще юной прекрасной девушки. А саму принцессу дед взял в жены. Потом говорили — это она его взяла, ему некуда было деваться, принцесса твердо решила стать королевой. Это Гердис объединила под своей рукой все земли. Правила она. Драконьи гнезда вошли не как далекая завоеванная провинция, а как едва ли не привилегированная область, со своим независимым герцогом и своими законами, да еще и денег перетянули из столицы… При жизни Гердис все было именно так.
Сигваль смеялся потом, что характер-то характером, но вот бабкиного ума мне господь не дал. Я обижалась… но он, по сути, прав.