Праздновать в семействе Ани любили, родственные посиделки ценили и поэтому отмечали все, что можно. Впрочем, что нельзя, в смысле, даты, которые другим праздновать и в голову не придет, справляли тоже. Например, День Встречи — читай, очередной юбилей со дня знакомства госпожи и господина Сатор. Или просто Большой День — это когда отец получил-таки академика. Причем застолье по поводу этого знаменательного события собиралось ежегодно. Понятное дело, юбилей матушки, которой опять исполнилось тридцать, неотмеченным остаться просто не мог.
Празднование проходило в два этапа, которые так и именовались: большой и малый. Большой подразумевал ресторан, торжественные речи, «парадные» подарки и сбор всех мало-мальски знакомых. Малый отмечался кулуарно, в кругу семьи. Но это еще не значило, что без размаха.
Дня за два до торжества бабушка поднималась с кресла-качалки, откладывала в сторону газеты и лупу, цепляла на нос очки-половинки и воцарялась на кухне. На самом деле воцарялась, для нее там ставили кресло, сильно смахивающее на трон. Вот с него-то бабуля и управляла специально нанятым поваром и четырьмя кухарками. А поскольку старшая Сатор всю свою сознательную жизнь выступала в немалых аудиториях, в курсе тонкостей праздничного меню оказывались все соседи.
После того как Особенный обед был готов, повар клятвенно заверял, что никогда в жизни больше на такое не согласится. Как правило, клятва держалась до следующего торжества.
Пока бабушка готовила, дед отправлялся добывать вино. Этот процесс тоже не отличался простотой: нанимался специальный экипаж с очень плавным ходом, чтобы — не дай лорд День! — не взболтать осадок и не растрясти благородные напитки. Вот в этом экипаже дедуля объезжал всех столичных торговцев по очереди, так же по очереди доводя их до нервного срыва. А поскольку старший Сатор в свое время получил профессорское звание в области психиатрии, делал он это филигранно.
Его дочь, виновница торжества, никакими регалиями не обладала и вообще была далека как от медицины, так и от науки, зато имела немалый житейский опыт. Потому вместе с виноторговцами стенали продавцы готового платья. Естественно, госпожа Сатор напрочь забывала о своем дне рождении и вспоминала о нем, когда родственники напоминали. Понятно, за двое суток до торжества к портнихе обращаться поздно, оставалось лишь по магазинам ездить и брать, что дают, потому как, ясное дело, ничего приличного в продаже не имелось.
Любая женщина подтвердит, что это просто ужасная, неописуемо кошмарная ситуация, способная довести до инфаркта, инсульта, паралича и столбняка разом. Поэтому госпоже Сатор приходилось себя успокаивать всеми доступными средствами. Ну не портить же родным праздник слезами! И к тому, что дают, покупалась шубка, колечко, пара-другая туфель по сезону, ну так, по мелочи.
Ее супруг-академик тоже не дремал, а одышливым стокилограммовым сайгаком скакал по ювелирным лавкам и скупкам, отыскивая дражайшей жене подарок. С его выбором имелись свои нюансы.
В общем, в подготовке к празднику не участвовали только Анет и дядюшка Лангер. Второй оставался в стороне, потому как, по утверждению бабули, только от одного его вида сливки сворачивались. Ну а первая была еще маленькой, чтобы помогать взрослым. Сначала от девочки требовалось лишь нарисовать маме картинку, потом в ход пошли вышитые салфетки, ну а последние несколько лет нежная дочь ограничивалась букетом.
И, кстати, в данном случае младшая Сатор нисколько не протестовала, хотя обычно упоминания о ее чересчур юном возрасте доводило Ани до белого каления. Но гордость гордостью, а сидеть рядом с дядюшкой в гамаке, в тени старых яблонь, трескать раннюю клубнику и болтать о всяком-разном приятнее, чем на кухне колготиться или за маменькой по магазинам таскаться. А можно и не болтать, можно молчать, слушать, как дядюшка газетой шелестит, как птички в кустах цвиркают. Красота же!
— Какая несусветная чушь! — гневливо фыркнул профессор Лангер, раздраженно швыряя провинившуюся газету на пол. — Я всегда знал: всерьез журналистикой могут заниматься только люди с купированной совестью. Но мозги-то у них должны быть? Скажи, должны или нет?
— Преподаватели убеждали, что человек без мозгов функционировать не может, — пожала плечами Анет, сплевывая в кулак клубничный хвостик. — Лучше поделись, почему тебя врачи не любят?
— Какие врачи? — профессор удивленно дрогнул по-рысьи заросшими, совершенно седыми бровями.
— Ну-у, разные… Например, с экстренной.
Анет смущенно поскребла кончик носа, соображая, что, кажется, ляпнула совсем уж лишнее.
— С чего ты взяла, будто на «неотложке» меня не любят?
— Да так, слышала краем уха. А, может, рассказал кто. Не помню.
— Ты давай, поподробнее и с деталями, — сурово потребовал дядюшка.
— Ну, какие детали? — возмутилась Сатор, понимая, что вышло это не слишком правдоподобно. — Сказал кто-то, мол, Лангер из аттестационной комиссии не слишком хороший человек…
— Поня-атно, — хмыкнул профессор. — Ну, этим меня любить и вправду не за что. Потому как я неучей терпеть не могу. И никогда не стесняюсь об этом сказать, хоть сколько он там проработал и какие заслуги имеет.
— Что ты так сразу, неучи? — невесть на что обиделась Анет. — И в экстренной могут работать неплохие специалисты.
— Вот именно, что неплохие, — припечатал Лангер. — А специалист не должен быть «неплохим». Он либо специалист, либо нет. Да и что это за специализация такая, экстренная помощь? И швец, и жнец и на дуде игрец? Сейчас язва, потом ЧМТ[8], а дальше сопли с температурой? Рукосуи и торопыжники!
— Что ты начинаешь? — Сатор так резко с гамака встала, что тот едва не перевернулся, пришлось дядюшке кряхтеть, упираться ногами, лишь бы на землю не вывалиться. — Они же диагностами должны быть великолепными и…
— Дорогая моя, ты вроде в академиях обучалась и вроде даже неплохо, — с непередаваемым скепсисом протянул профессор. — Так объяснить мне на милость, что за диагностика такая «на глазок». Да еще смеют спорить с наукой! С наукой! Мол, у них практика, а мы так, книжонки пописываем, больных не нюхали, — дядюшка возмущенно фыркнул, заплевав собственные усы. — И как, сумели тамошние светила впечатлить своими знаниями?
— Нет, но… — начала было Анет и тут же прикусила язык, да поздно.
Слово, как известно, не птица — вылетело, не поймаешь. А дядюшка, даром что прожил немало, мышей ловить еще не перестал.
— Ясное дело, что нет, — лукаво прищурился Лангер, — Так вот как ты собираешься мне решимость показать, на СЭПе поработать?
— Нет! То есть я… — Ани подергала за кудрявую прядку волос, вывалившуюся из узла, раздраженно заправила ее за ухо.
Как, а, главное, что дяде объяснять, она понятия не имела. Конечно, поначалу план именно в этом и заключался: отработать полгодика-годик в экстренной, доказать, что ей ничего не страшно, заставить Лангера добыть для нее ординаторское место. Но после первых рабочих суток Сатор решила, что больше на СЭПе ее никто не увидит. В конце концов, желаемого можно достичь и менее мазохистскими способами. А с нее вполне достаточно бродяг, пьяных и больных голов. Спасибо, кушайте сами!
Но озвучивать эти доводы вслух почему-то не хотелось.
[8] ЧМТ — черепно-мозговая травма