С этими словами я раздраженно стянула перчатки и бросила их прямо на пол. Рамина тут же присела и подняла их. Озноб уменьшился, а слабость чуть отступила.
Мистрис Одли нахмурилась и произнесла категоричным тоном:
— Ни в коем случае, миледи.
— Ни в коем случае, миледи! — стройным мелодичным хором поддержали ее девушки.
— Это еще почему? — удивилась я.
— После вхождения в священные воды Съакса вам нельзя касаться воды до восхода солнца.
Я застонала, стараясь не высказать вслух все, что думаю о местных ритуалах. Но все же быстро взяла себя в руки и запрыгала по направлению к опочивальне.
— Я надеюсь, омовение на восходе предстоит совершать не в водах Съакса? — попыталась я пошутить, — мне кажется, я выкупалась там более, чем достаточно.
Девушки заахали, не оценив шутки, а лицо у мистрис Одли стало таким виноватым, что я, опираясь о стену, застонала на этот раз в голос.
— Вы хотите сказать, что…. — протянула я, а мистрис Одли развела руками.
— Таковы традиции Черной Пустоши, леди, — пояснила она, словно оправдываясь. — На восходе вам надлежит снова попросить благословения Черной Пустоши.
Словно не видя выражения моего лица, камеристка услужливо перечислила:
— Для всех страждущих, миледи, и для тех, кто в пути, и для тех, кого одолели недуги…
— Почему бы вам не предупредить меня заранее, — пробормотала я. — Я бы попросила благоденствия для всех разом….
— Но миледи, — начала мистрис Одли, но я раздраженно махнула на камеристку, вынуждая ту замолчать.
— Все-все. На сегодня все, — решительно заявила я и попрыгала к своему ложу.
Камеристки, и старшая, и младшие, устремились за мной, как выводок цыплят за курицей-наседкой.
Отвергнув помощь, я кое-как забралась на ложе и, когда уселась поудобнее, попросила:
— Будьте добры, подайте ужин прямо сюда. Но сначала теплой воды с медом и лимоном. Очень хочется пить…
Лица девушек вытянулись, мистрис Одли отвела взгляд, а Рамина принялась ковырять носком туфли пол.
— Меня еще и не покормят? — уточнила я тоном, не предвещавшим никому ничего хорошего.
— Традиции Черной Пустоши таковы, что вам надлежит соблюдать пост до следующего омовения в водах… — сказала старшая камеристка.
— Съакса, — усталым тоном закончила я за мистрис Одли.
Та смиренно кивнула и, следуя ее примеру, закивали все девушки, приседая в книксенах.
Я скрипнула зубами, чтобы не сказать, что действительно думаю о местных традициях, когда вошла Лана, и, выйдя вперед, присела в глубоком книксене.
— Может ли лекарь войти и осмотреть вашу ногу, миледи? — спросила Лана, не поднимая глаз.
Я поджала ноги к себе, обтягивая подол рубашки, и осторожно выставила вперед поврежденную ступню. Лодыжка распухла и покраснела, но истинным зрением серьезных повреждений не заметила. Если бы была в Авароне, нога пришла бы в норму по щелчку пальцев. Но учитывая, что здесь магия под запретом, а на восходе вновь предстоит шествие к Съаксу, поняла, что следует довериться местному лекарю.
— Конечно, он может войти, — сказала я Лане, которая ожидала моего ответа в книксене.
Прежде чем впустить лекаря, меня укутали в несколько покрывал, замотав чуть не до бровей, так, что открытыми остались лишь злополучная лодыжка и кисти рук.
Лекарь, который оказался высоким сухощавым мужчиной с вытянутым, чуть лошадиным лицом, бегло осмотрел лодыжку и важно изрек: