Мы прошли тенистую виноградную алею насквозь. Я несколько раз соблазнялась, чтобы потрогать изумрудные листья и нежно-зеленые побеги, которые тянутся по светлым столбам вверх.
Заметив мой интерес, Альре сообщил:
— Когда виноград приспосабливается к низинному климату, его перевозят в Августовские виноградники, где и высаживают.
— Как же, я слышала, — сообщила я. — Августовские виноградники славятся тем, что там круглый год солнце! Говорят, что такое название они получили в честь одной из многочисленных древних легенд, которыми богата Черная Пустошь. О прекрасной нагой деве, сбежавшей от жестокого сюзерена, или о деве с роскошными, длинными волосами… Правда?
Альре снова кивнул, улыбаясь, и лукаво проговорил:
— Может, правда, миледи, а может и нет.
Он по-мальчишески подмигнул и добавил:
— А может, такое название виноградникам его высочество дал в честь покойной королевы Августы. И вы совершенно правы, миледи. Там круглый год солнце и самый мягкий климат во всем королевстве.
Чем дальше шли, тем больше и интереснее Альре рассказывал о саде, растениях, умело вставляя ремарки о его высочестве, и спустя пару часов сердце перестало сжиматься в страхе при упоминании о Черном принце.
Когда из-за очередного зеленого угла показалась Рамина и присела в книксене, потупившись, я чуть не застонала от досады.
— Меня послала мистрис Одли, господин Альре. Закат близится, — протянула она многозначительно. — И это будет первый закат леди в Черной Пустоши. Леди следует подготовить к Ритуальному Омовению в священных водах.
Увидев Рамину, я едва удержалась, чтобы не поморщиться. Обычно я легко находила общий язык с людьми, даже с теми, кто открыто высказывал недовольство мной или моим поведением. Но Рамина вызывала такую смесь ощущений, что хотелось развернуться и уйти в самые высокие горы.
Выдержав паузу, чтобы прислуга, наконец, вспомнила, кто здесь невеста, я наклонилась к сочным листьям, которыми покрыт куст, и сказала:
— Рамина, мы с Альре еще не закончили осмотр сада. Или в Черной Пустоши принято, чтобы прислуга нарушала правила этикета и перерывала господ?
Младшая камеристка явно не ожидала такого ответа. Глаза округлились, рот раскрылся, а подбородок задрожал, словно сейчас разразится рыданиями. На секунду показалось, что я была слишком резка с девушкой, которая лишь выполняет приказ старших. Но покосившись на Альре, поняла, что не сделала ничего дурного, поскольку тот улыбается одними уголками губ, хотя делает вид, что усиленно рассматривает виноградину перед носом.
Я продолжала с ожиданием смотреть на камеристку. Та, видимо поняв, что дрожащий подбородок не сработал, быстро присела в глубоком поклоне и опустила голову.
— Простите меня, миледи. Я не хотела быть бестактной. Смиренно умоляю смиловаться надо мной и не наказывать меня розгами. Умоляю, миледи, я не вынесу ударов. Прошу, сжальтесь!
Она говорила так отчаянно, что я ощутила себя чудовищем, отправляющим на войну малых детей. Меня никогда не били, но видя, как затряслись плечи Рамины, поняла, что не всем так повезло, и слугам Черной Пустоши приходится терпеть побои и унижения.
Сердце сжалось. Я едва удержалась, чтобы не кинуться к камеристке и не поднять ее. Но вовремя сдержалась и проговорила, сделав шаг вперед:
— Рамина, я не собиралась тебя наказывать. Святое воинство, Альре, неужели здесь действительно слуг бьют розгами?
Лицо дворецкого вновь стало непроницаемым, он выпрямил спину и произнес монотонно:
— В Черной Пустоши есть законы, выполнять которые неукоснительное правило каждого подданного его светлости. Если кто-то совершает провинность, достойную наказания, господа имеют право совершить его в той мере, в какой считают нужной.
— Но это дикарство! — вырвалось у меня. — Засечь прислугу розгами? Это уму не постижимо. Неужели Черный принц это одобряет?
Управляющий покосился на меня, чуть нахмурив брови, но ответил все так же спокойно и учтиво, благоразумно пропустив то, как я назвала будущего мужа:
— Законы Пустоши справедливы, миледи. Когда вы изучите их и разберетесь, вы поймете, что в них нет ничего предосудительного. Лишь справедливость и мудрость, основанная на многолетнем опыте.
Но меня уже захлестнула волна возмущения за несправедливо страдающих слуг, которым приходится терпеть побои за малейшую провинность и дрожать, как осиновый куст на ветру.
— Хороша справедливость, — проговорила я. — Теперь я понимаю, почему у принца такое громкоговорящее имя. Идем, Рамина, совершим это ваше… Омовение.
Альре спокойно, словно наблюдает за плавающими лебедями в пруду, поинтересовался:
— Миледи изволит окончить осмотр?
— Да, — согласилась я. — На сегодня достаточно. Продолжим, когда уверюсь, что все мои камеристки в добром здравии.