— Марина Генриховна, бегите от него. — Посоветовал охранник снаружи.
— С радостью! — Крикнула я и ломанулась вглубь ангара.
— Ни за что! — Проревел плотник и кинулся за мной. — Стой, зараза.
— Сам зараза! — Крикнула я и совершила обманный маневр, нырнув под столярный стол.
Мужику пришлось обегать стол, что дало мне неоспоримое преимущество. Я спряталась за каким-то шкафом. А когда этот мужик выскочил из-за угла, я его шарахнула в шею хорошим разрядом шокера. Хозяин ангара повалился к моим ногам и больше не шевелился.
— Глеб Степанович, все хорошо. Я его вырубила. — Громко сообщила я.
— Тогда я пошел за ключами. — Крикнул охранник.
Это было правильно, так как я еще ни один замок нормально не открыла. Пусть этим профессионалы занимаются.
Я присела на корточки перед плотником, понимая, что после этого он со мной работать попросту не будет. Пульс бился достаточно ровно, так что я оставила мужчину лежать на полу и осмотрелась.
Передо мной стоял шкаф. Красное дерево, резные дверцы…. Я присмотрелась к рисунку. Именно так должен был выглядеть шкаф в Нарнию. Рисунок из листьев яблони изумительно сочетался с линиями связующего рисунка, составляя непрерывный ансамбль…. Мне срочно нужна была лупа, чтобы это все оценить по достоинству. Я десять минут исследовала шкаф. А потом узрела чайный столик на гнутых ножках, и поняла, что пропала. Это было так красиво, что я поняла: добьюсь того, чтобы этот деревянный живописец оформлял мои полотна. Костьми лягу, но он будет моим оформителем.
К сожалению, я совсем упустила из виду характер этого мужчины, к культуре имеющему очень опосредованное отношение.
— Нравится? — Прогремел надо мной голос, когда я практически легла на столешницу, изучая необычайно красивый рисунок.
— Очень. — Ответила я, не отвлекаясь от исследования.
— Слышь, ты! — Меня грубо схватили за руку и развернули к себе.
Мужчина вдруг замолчал, уставившись на меня во все глаза.
— Что? — Тихо спросила я, уставившись в злые зеленые глаза.
И как он так быстро очухался от хорошего заряда бодрости?
— Нравится столик? — Наклонил он голову набок. Я кивнула, судорожно сглотнув. Пересохшее горло не горело желанием отвечать. — Купишь? — С угрозой спросил он.
— Нет. — Помотала я головой.
— Почему? — Изумился мужик. — Тебе ж понравился столик.
— Он не мой. — Честно ответила я. — Он для другой женщины.
Иван вдруг отпустил меня, подошел к столику и внимательно осмотрел его. Наклонил голову набок (я так иногда осматривала свои работы, которые никогда не покажу другим людям), и подхватив одной рукой стол за столешницу, приподнял его.
— Нет! — Кинулась я и повисла на его руке, которая замахнулась, чтобы швырнуть этот стол об одну из железных опор ангара. — Не надо.
— Тебе он не нужен. — Заявил этот индивид.
— Ты думаешь, что все мои картины кому-то нужны? — Возмутилась я, так и вися на его руке. — Я же их оставила. Для себя.
Он остановился.
— У тебя… картины? — Столик был поставлен на место. А вот его руку я так и не отпустила.
— Да. — Созналась я в неприличном.
— Если ты покажешь мне свои картины, то я не буду уничтожать столик. — Предложил он сделку.
Я задумалась. Я нечасто общалась с душевнобольными. Если честно, то никогда не общалась. А здесь диагноз маниакально-депрессивного состояния налицо. И все же…. Я выросла в максимально материальном мире. У меня были мама, отчим и Янка. Я не зря сказала, что я лишь наполовину принадлежу миру бабули. Вторая часть меня позволила мне выжить после того, как я покинула семью, которая меня содержала. Но и красоту я ценила. И столик этого плотника был шедевром. Я не знала, как общалась с ним бабушка. Я лишь знала то, что прекращать общение с этим человеком не хотела.