Может, кто-нибудь на двадцать первом этаже сможет направить ее в отдел кадров и сделает это более вежливо.
В минуты, подобные этим, Мадлен была готова рискнуть и открыть собственную оранжерею. По крайней мере, розы и фикусы не смотрели бы на тебя свирепо и не грубили бы. Но эта давняя мечта была недосягаема. Мадлен нужен был прежде всего твердый заработок, так как сейчас ей приходилось заботиться не только о себе одной.
Лифт поднимался плавно и быстро, она же как-никак находилась в здании корпорации «Амберкрофт», и техника здесь не могла не быть превосходной. Когда двери бесшумно раскрылись, Мадлен ступила на ковер цвета мяты, и он был таким мягким, как будто идешь по подушкам. Мадлен позволила себе минуту благоговейного страха и даже открыла от удивления рот. Перед ней находился секретарский стол, таких больших столов ей еще не доводилось видеть, и все предметы на нем были расставлены в идеальном порядке. Диван и кресла для посетителей, обитые дорогой тканью, заявляли о прекрасном вкусе, а слева от лифта находилась дверь рабочего кабинета.
Мадлен подавила смешок, представив себе прилизанную секретаршу, сияющую деланной улыбкой. Но никакой секретарши за столом не было, и молодой женщине тут же стало ясно, что это вовсе не отдел кадров.
Она хотела уже повернуть назад и спуститься на первый этаж, чтобы снова попытаться начать поиски оттуда, когда дверь кабинета открылась. Поскольку этот день располагал к неожиданностям, то она не удивилась, что сам мистер Амберкрофт вышел с озабоченным выражением лица, неотрывно глядя на лист бумаги в руке.
В жизни он оказался гораздо интересней, чем на фотографиях, и Мадлен даже вздрогнула от этого открытия. Раньше ей приходилось слышать выражение «точеные черты» при описании чьей-либо внешности, но он был первым человеком, который полностью подходил под это определение. Напрашивалось сравнение с членами королевских семей в Европе, но, судя по всему, такие неистово гордые американцы, как Амберкрофты, вряд ли оценят проведенную ею аналогию.
Филипп окинул посетительницу быстрым взглядом и направился к столу. Он начал было говорить, но тут же резко замолчал, не найдя человека, которого явно ожидал увидеть.
– Присядьте пока. Я скоро вернусь.
Больше не говоря ни слова, он вошел в лифт и нажал кнопку, оставив после себя шлейф свежего, бодрящего аромата.
Когда Мадлен пришла в себя, она села и приготовилась ждать, как ей и было предложено. Ничего другого не оставалось, колени у нее предательски дрожали.
Сам Филипп Амберкрофт только что находился в пяти дюймах от нее! Мадлен стояла так близко, что видела слабый блеск в его голубых глазах. Могла бы протянуть руку и коснуться черной пряди, щеголевато отброшенной на лоб, и убедиться, что она такая же бархатно-мягкая, как и кажется. Кончиком указательного пальца Мадлен могла бы очертить тонкую дугу его жесткой верхней губы.
– Возьми себя в руки, Мадлен! – проговорила она вслух.
Руки у нее дрожали, когда она провела ими по лбу, и это отнюдь не придало ей уверенности. Она должна подавить волнение, чтобы совсем не потерять над собой контроль.
Ей хотелось одного: чтобы Филипп Амберкрофт не появлялся как можно дольше. Свободная вакансия была у Джина Амберкрофта, а не у Филиппа. Две ошибки сразу – не тот этаж и не тот Амберкрофт, – во всем виновата псевдосекретарша. Но какой теперь смысл винить ее? Надо просто смириться с тем, что весь этот день состоял из сплошных неудач.
Теперь, когда Мадлен увидела Филиппа Амберкрофта воочию, она не могла не думать о нем. Как и миллионы других американцев, она испытывала сильное любопытство ко всему, что было связано с Амберкрофтами.