– У нас не хорошо, – отозвался кто-то.
– Ну и ладно.
– Стой! – услышал он девичий окрик, когда собирался уходить.
– Я не хочу с вами разговаривать, – предупредил он. – Не хочу с вами спорить. Я не позволю вам больше высасывать мою душу. Капитан хотел, чтобы я спустился к вам. Я спустился. А теперь я иду обратно…
– Зачем ты затащил нас сюда? – раздался в темноте осуждающий мальчишеский голос. Знаешь, что мы сделаем с тобой за это?
– Вы сами во все виноваты, – ответил Амади шепотом. – Сидели бы спокойно, так нет, решили позлить бога. Из-за вас мы попали в шторм. Я помню какой ветер поднялся, как только вы появились на палубе. И в страшном сне не приснится. Не было б меня там – не поверил бы. Тот который знает гневается, когда видит вас. Сидите тихо. И не кричите, и не шепчитесь тут. Так всем спокойней. И вам так спокойней будет.
– Вода прибывает, – раздался в ответ сердитый девичий голос – резкий, как порыв ветра, острый как ребро битого стекла. – Скоро мы утонем. А потом и вы. Мурены растащат вас по норам и обглодают лица. Выпусти нас, и мы прекратим шторм.
– Прекратишь? – нет, – потряс головой Амади. – Ты можешь только его начать. Болезнями болезни не лечат. Вас надо держать подальше от света. Теперь-то мы знаем…
– Выпустите нас, – жалобно пропищал тонкий девичий голосок. Этот голос не был похож на прежний. Этот был мягкий и нежный; казалось, от него идут светлые теплые лучи. Он прозвучал так трогательно, что даже грубое сердце моряка сжалось от жалости. Но скоро он справился с сомнением, и, усмехнувшись, пригрозил пальцем.
– Я знаю! Знаю, что вы задумали…
– Мы ничего не задумали, – настаивал все тот же тонкий голос. – Мы не делали шторм. Зачем нам шторм? Я вот очень плохо плаваю…
– Сейчас же открой замок и засовы! – снова потребовал мальчик. – Я мог мы бы разорвать их одним только взглядом, но хочу чтобы это сделал ты. Мы думали убить вас всех, но одному из вас я все же решил оставить жизнь. Это будет твоя жизнь, если докажешь, что достоин ее.
– Ты мог бы… мог бы, – покачал головой Амади, – но ты не вырвешься. Наш духовник укрепил сталь божьим словом.
– Если меня не освободишь ты, это сделают другие, – не отставал мальчишка. – Ты так торопишься на тот свет? Ты не представляешь себе, как я буду мучить тех, кого сегодня заберу с собой в иной мир.
Амади будто задумался, но, набравшись решительности, выдохнул:
– Я пошел. Капитан просил – я сделал. А теперь я пошел.
– Мы утонем, – взмолилась девочка.
– А вы дышите жабрами, – предложил Амади, медленно пятясь. – Разве вы не можете дышать под водой, как рыбы?
– Когда-нибудь, я заставлю тебя дышать жабрами, – пригрозил раздосадованный мальчишка. – Здесь сыро и холодно. Возьми наверх хотя бы девчонок. У них жар, у Мии от соленой воды разбухли ноги. Если боишься, что их увидит Тот который знает , накрой их чем-нибудь. Подумай, я все еще могу пощадить тебя.
– Он не выпустит нас, – ответила ему девочка с сердитым голосом. – Можешь не стараться. Свои же накажут его за это. Толстый глупый трусливый пьяница. Когда я выберусь отсюда, расскажу всем, как ты убил из-за наследства отца, а потом и родную сестру. А-аа… смотрите на него, теперь ему по-настоящему страшно. Думаешь, я не знаю? Ты полгода ходил по грязным аккарейским притонам и искал наемных убийц, чтобы они сделали для тебя эту черную работу. Душегубы просили по тридцать цейлонов за жертву, а ты готов был заплатить только десять. Весь город смеялся над твоей жадностью. Даже нищие попрошайки плевали тебе в след. И в конце концов ты решил, что тратиться не стоит: решил, что и сам со всем справишься. Помнишь ту ночь?..
– Высасывают! – прошептал Амади, хватаясь за голову. – Высасывают мою душу. А ведь я сразу сказал… Сразу сказал, что мне сюда нельзя…
– Я прощаю тебе убийство отца, – повелительно сказал мальчишка. – Я забуду про то, как ты поступил со своей сестрой. Но ведь ты знаешь, чем должен отплатить.
– Я не могу, – произнес Амади, всхлипывая.
– Посмотри на меня, – приказал мальчишка.
Нерешительно, борясь с самим собой, Амади приподнял тлеющий факел. Мальчишка смотрел на него исподлобья. Сейчас Амади казалось, что в жизни он еще не видел лица страшнее. Глаза проклятого искрились в темноте, и вспыхивали при каждом отблеске молний.
– Я вижу будущее, ты ведь уже убедился в этом, – сказал он. – В преисподней ты навечно будешь болтаться в петле. Тело твое распухнет, язык станет синим и вывалится изо рта. Руки начнут гнить, отваливаться, и расти заново. Красные гусеницы объедят твои уши. Мухи облепят и высосут твои глаза. А потом в глазницах поселятся два жирных паука. Спаси свою душу Амади. Еще можно спасти. Выпускай нас сейчас же, слышишь?! Даже хуже будет, если не выпустишь. И сестру! И отца твоего! – все тебе припомнят!
От последних слов Амади передернуло.
– Высасывают, – вновь простонал он, хватая себя за волосы на голове. – Душу мою… Душу высасывают….
– Стой! Стой! – закричала девочка, но было уже поздно. Оглядываясь, всхлипывая и причитая, он мчался к выходу – испуганный, большой, похожий на моржа, спасающегося от акул на мелководье. – Не уходи! – слышал он позади себя, и только прибавлял скорости. – Ты должен нас выпустить! Ты все не так понял! Мы поможем тебе спастись. Мы друзья тебе! Только не уходи!.. Про сестру мы не хотели… Твои секреты останутся с тобой, только выпусти!..
Амади вылетел на палубу, и высокая волна тут же сбила его с ног и швырнула к борту. Он был уверен, что смерть настигнет его немедленно. Даже подумал, что уже умер, но боль в левой руке отрезвила сознание. Видимо душа, вылетая из тела, сумела ухватиться именно за эту руку, и, судя по боли, именно по ней вернулась обратно. «Зачем? – подумал Амади устало. – Все равно ведь утонем. Где она земля? Нет земли. Хавий Рог! Ты и все твои потомки – горите в преисподней вечно!.. Я говорил. Сколько раз я предупреждал тебя словом и взглядом: нельзя брать на борт проклятых!..»
Амади поднял полные мольбы глаза к небу, и только сейчас заметил, что с тех пор, как обреченно спустился в трюм, как в само чрево Тритона, во внешнем мире многое изменилось. Странный свет пронизывал все вокруг, вырывая из темноты согбенные фигуры моряков, серые мокрые паруса и блестящие мачты. Показалось будто солнце – рыжее, сонное, какое оно бывает в вечернем тумане, вынырнуло откуда-то из глубины моря, и теперь бледным мерцающем заревом освещает корабль и небо над ним.
Но это было не солнце. Когда Амади приподнял голову над бортом, то увидел тянущуюся слева пылающую береговую линию – вспыхивающую тысячами факелов, и будто шипящую при этом. Поразился огромным, божественным, светящимся изнутри домам, сверкающим стенам, играющим дивным светом сторожевым башням.
– Сатха, – прошептал Амади. – Мать всех морей простила нас. Спасены! Спасены! – В благодарном порыве, он упал на колени и принялся целовать гнилые палубные доски, скользя по ним руками и сербая соленую пенную воду. – Новый город! Мы добрались до Нового города! – повторял он снова и снова, чтобы услышать себя и убедиться, что это не сон. Страх, который владел им так долго, сменился радостью, но как все ценное и долгожданное в жизни, она была не долгой спутницей. Страх и отчаяние вернулись к Амади, как только он вновь взглянул на Землю. Шхуна не шла к спасительному порту, она двигалась параллельно берегу, все больше и больше забирая обратно в море, в бездонную клокочущую пасть самого Тритона.
Оглянувшись, Амади увидел мрачные, играющие черными тенями лица моряков, их зловещие взгляды и плотно сжатые челюсти. Похоже, последнее решение капитана не встретило понимания среди морских братьев. И тем не менее на открытое противостояние, на бунт до сих пор никто не решился. Самого Хавия Рога, казалось, в последнюю очередь волнует, кем эти трусы себя возомнили, и чего они хотят. Он должен был демонстрировать силу, и пока что эта демонстрация у него получалась. Стоя на капитанском мостике, самоуверенный, непреклонный он смотрел в непроглядную тьму Бескрайнего моря, и давал тихие команды рулевому.