Самочувствие — отличное.
(Спать! Спать хочу! Какое еще может быть «самочувствие»?!)
Относительно целей с заданными параметрами… Целей… Я думаю…
(Да ничего в голову не лезет, если честно. Дьяволята, а не цели! Разве такие бывают?)
Я подобрался и решил косить под психа:
— Я думаю, товарищ капитан первого ранга, что готов выполнить любое задание — как учебное, так и боевое! Если поступает приказ работать по таким целям — значит, надо работать!
— А если я скажу, что цель может менять вектор движения на противоположный в течение восьми секунд? Не теряя скорости?
— Товарищ капитан первого ранга! Если вы проверяете мои знания, я вам отвечу: военной науке такие цели неизвестны. Наши флуггеры таких показателей не имеют. Нет таких аппаратов ни в истребительных, ни тем более в ударных авиакрыльях. Конкордия тоже подобными машинами не располагает. Чоруги — и подавно. Но если вы проверяете мой боевой дух…
— Отставить. Боевые летательные аппараты с такими параметрами существуют. Что скажешь?
— Они созданы Объединенными Нациями?
— Нет.
— Это плохо.
— Совершенно верно. Вот тебе полная вводная. Ознакомься. Федюнин протянул мне планшет. Я быстро пробежал глазами содержимое первого скролла. М-да…
— Ступай в соседнюю комнату, пораскинь мозгами. Через пятнадцать минут представишь нам свои тактические соображения. Как, по-твоему, можно уничтожить прикрытие из таких истребителей и вывести на объекты ударные группы?
Через четырнадцать минут и пятьдесят две секунды я вернулся в кабинет и возвратил комфакультета исписанный планшет. Подозреваю, с точки зрения военспецов я сочинил ворох ужасных и притом непатриотичных глупостей.
Федюнин, пробежав глазами первые строчки, недобро улыбнулся.
— Можешь идти.
Что я и сделал. «Фрегат «Меркурий» остался недосмотренным. Настроение — окончательно испорченным.
Наконец рапорты были сданы. Все подтянулись в ожидании привычного «Вольно! Разойдись по аудиториям!». Но вместо этого…
— Вольно! Первый и второй курсы — по аудиториям… Бегом! Третий и четвертый курсы разведывательного, ударного и общетехнического факультетов — по аудиториям… Бегом!
Что еще за штучки? «Бего-о-ом»…
— Остальные — смирно!
«Остальными», таким образом, оказались истребители старших курсов. Нашего, третьего, и четвертого, выпускного. Плац вокруг нас стремительно опустел.
— Равнение на начальника Академии!
Из неприметной дверки в правом крыле появился редкий гость утренних построений, начальник Академии контр-адмирал Туровский. И не он один: его сопровождали Федюнин и два вчерашних флотских капитана.
Когда они оказались в аккурат напротив нашего правофлангового, то есть посередине между двумя курсами — третьим и четвертым, — командующий утренним построением отдал наконец команду «Вольно».
Ясные очи контр-адмирала воинственно пылали. Флотские капитаны выглядели злыми и помятыми. С недосыпу, что ли? А может, и с перепою.
И только лицо Федюнина не выражало ничего определенного. Как обычно.
Раз уж на плацу контр-адмирал, ему и говорить первым.
— Здравствуйте, товарищи кадеты!
— Здравия желаем, товарищ контр-адмирал!
— Командование Военно-Космических Сил предоставляет вам редкую возможность отличиться. Требуются добровольцы для участия в боевых действиях. Задание опасное и ответственное. Конфликт засекречен, информация о нем не распространяется по открытым каналам. Однако вылеты, совершенные в зоне конфликта, будут засчитаны как боевые, учтены в ваших аттестационных документах и впоследствии внесены в ваш офицерский послужной список. Три вылета в зоне конфликта для третьего курса засчитываются как сдача экзамена по летной подготовке. Два боестолкновения с противником — как экзамен по огневой подготовке. Для четвертого курса за выпускной экзамен по летной подготовке будут засчитаны четыре вылета. Выпускной экзамен по огневой — три боестолкновения. Итак, добровольцы — три шага вперед!
Нужно ли говорить, что в результате оба наших потока в полном составе приблизились к контр-адмиралу на три шага?
На старших курсах случайных людей не оставалось. Все мы хотели только одного: поскорее вырваться из ледяных пустошей Новой Земли в ледяные пустоши Дальнего Внеземелья.
А бои с реальным противником? Разве не страшно?
Не страшно. О такой чести еще вчера мы могли только мечтать! А с кем придется воевать — не имеет значения.
И хотя в этом «не имеет значения» я был почти честен перед собой, недобрые подозрения меня посетили сразу же. Неспроста задавал вчера Федюнин свои вопросы о противодействии фантастическим истребителям. Очень даже неспроста!
— Я вас предупреждал, Владислав Аркадьевич, — сказал Туровский эскадр-капитану. — В нашу Академию никого силком не тащат. Каждый, кто выдержал экзамены и надел форму кадета, готов идти в огонь и в воду. В плазму и кипящую сталь, если угодно!
После столь патетической ноты нельзя было не выдержать значительной паузы. Что Туровский и сделал. А затем закончил, уже будничным тоном:
— Оставляю своих орлов на ваше попечение. Выбирайте сами.
Контр-адмирал небрежно козырнул и удалился.
Эскадр-капитан и Федюнин принялись шептаться — о чем-то своем, о командирском. Пока они совещались, пилот с «огневой двадцаткой» на груди подошел к нам и прошелся взад-вперед, пристально вглядываясь в наши лица.
— Товарищ капитан первого ранга, разрешите обратиться! — удивительно, я оказался первым и единственным, кому хватило наглости завязать разговор.