Можно бы и раньше, но всё приходилось делать самому. Родные братья предпочитали нагуливать сало на диванах и вдохновенно рассуждать о пользе физического труда на свежем воздухе. Николай и не просил о помощи, привык рассчитывать только на свои силы. Вот сын подрастет, и тогда… Пока же стройка отдавалась болью в сломанных в прошлом году ребрах, когда свалился с крыши с листом шифера. Ладно, что уж теперь…
А воздух был настолько пропитан запахами трав, что его можно было заваривать вместо чая. И тишина… Вроде и город под боком, но прямо за огородом начинаются заливные луга, тянущиеся до самой Шолокши и дальше.
– Самая маленькая работа начинается с большого перекура, – произнес Коля, устраиваясь поудобнее на непрогретых с утра сосновых досках, приготовленных для обрешетки крыши еще с прошлого года.
С высоты были хорошо видны уже цветущие кусты смородины, ровные грядки клубники, дубовые листочки на яблоньке, посаженной в прошлом году…
– Какие дубовые? Охренели? – бормоча проклятия, Коля бросился за лопатой.
Ладно, хоть соседи не видят. Спят еще. Вот бы посмеялись над новоявленным мичуринцем. Взявшись одной рукой за верхушку деревца, он, как мечом, ударил под корень. Грохнуло так, что заложило уши.
– Бомба! С войны осталась, – успел только подумать.
Лопата провалилась, как будто ее кто-то дернул снизу, и Николай, не разжимая рук, стал падать. И вдруг опять грохот, звон в ушах, и все закрыла яркая вспышка.
Ближайшие окрестности Славеля.
Далекое прошлое. Или не прошлое, но тоже далекое
Широкая тропинка плавными изгибами сбегала с высокого холма в луга. Слушая на ходу рано проснувшихся, а может, и не засыпавших соловьев, по ней шел человек с объемистой котомкой за спиной. Кузнец Серега был сосредоточен на дороге и своих мыслях. Просьба князя Юрия Всеволодовича была четкой и ясной и не допускала других толкований. Вот и пришла пора расплачиваться по старым долгам.
Долг же перед князем выражался не в деньгах и был таков, что любая просьба становилась приказом. Причем исходящим от самого себя.
Пару лет назад князь Юрий решительно отмел от Сергея серьезные обвинения в колдовстве и волхвовании. Последний грех при настоятельной опеке славельского митрополита Саввы вполне мог довести до сожжения.
– С нечистой силой кузнец знается! – вопил пастырь, картинно воздев руки к небу. – За знания антихристовы душу погубил свою!
– Да ты на него глянь, – отсмеивался князь. – Откуда же ему чистым быть. Дни и ночи в кузнице. И силой его бог не обидел.
После долгих и продолжительных дебатов на богословские темы святому отцу в самых понятных выражениях были даны пояснения. Что, дескать, своих дармоедов по монастырям может хоть в копченом виде к пиву подавать, а лучшего кузнеца-оружейника не тронь.
А вчера попросил князь меч сделать. Да чтоб не простой был, а меч-кладенец. Знал старый черт, что спрашивать. Из седой старины пришла легенда о теплом железе.
Много сказано о железе небесном. Падает оно с небес единый раз за сотню лет. Да речь сейчас не о нем. Теплое железо из земли будет, от самой ее крови. И по доброте своей самой земле и подобно. Лемехом теплым землю вспахать – уродится поле такое, что и за пять лет на другом не вырастет. Топором теплым дом срубишь – до конца веков простоит без гнили и плесени.
Но особо свои свойства проявляет в мечах да кольчугах. Доспех из него в лютую стужу греет и усталость снимает. Меч же такой лебяжий пух на лету рубит и сквозь камень дикий, как через масло, проходит. Но сохраните, Боги, с тем оружием худое дело затевать. На свой меч натыкались лиходеи невзначай, а кольца кольчужные да пластины бронные сами копье да стрелу притягивают и у них на пути расступаются.
Помнят о том лишь немногие оставшиеся в живых волхвы, да у кузнецов-умельцев иногда семейная тайна по наследству перейдет. А Серега и был тем самым последним славельским волхвом. Мудрым старцам, передавшим ему знания, до сих пор икалось на том свете. В тридцать лет рановато уходить в пещеры для постижения новых истин, и вообще был предпочтительней путь волхва-воина. Какой же кузнец откажется показать свое произведение в деле?
В здоровенном детине трудно заподозрить служителя запрещенных церковью богов. Другое дело, что не хотелось скрывать этого, и лишь при явном попустительстве князя сохранялось шаткое равновесие, изредка прерываемое нападками митрополита. Частенько в своих проповедях он проходился насчет колдунов проклятых и волхвователях злокозненных.
А сейчас Сергей торопился по утреннему холодку. Успеть нужно до зари к святому дубу. Это все, что осталось от большого святилища росских богов – мало кто о них помнил. Сменил народ дедовскую веру (все мы Стрибожьи внуки) на оковы… пусть не рабские, такие слова даже митрополит в проповедях не скажет, но все же…
Для кузнечного горна нужно будет срезать веточку с дуба, что растет в трех верстах от Славеля. Говорят, что прадеды помнили этот дуб раскидистым великаном, а до них еще многие поколения. Толковали даже, что это – то самое мировое дерево, что миры связывает, наш и тот. Ну, вирий который. Подходить к тому древу всякий опасался. А ну как спустится из светлого вирия что-нибудь непотребное, расхлебывай потом киселя на десять верст, старых-то богов новая вера демонами назвала. Свои священники так, конечно, не скажут, чтут традиции, но наводнившие княжество грекосы вовсю уже орут…
Сам Серега былых богов не боялся и даже рассчитывал на их помощь. Лишь с Перуном можно ковать теплое железо. Конечно, не собственноручно бог бросится на помощь и, поплевав на ладони, ухватит пудовое ковадло. Хотя и неплохо бы. Только и без этого Перун своим незримым присутствием направит руку кузнеца.
Потому и владели тайной теплого железа последние волхвы. Кто же еще обратится к демонам древней веры? А волхву Перун вроде бы и родственник. Если что, то и дубиной можно болвана приласкать. Болван – это вообще-то не в похабном смысле, а в том, что обозначается румийским словом «статуй». Той еще гадостности словечко, будто неведомо, что проклятые грекосы им обозначают.
Вот и дуб заветный ветвями покачивает, узнал родную душу. Пока солнце не взошло, надобно влезть повыше и с первыми лучами веточку срезать. Да высота особого значения не имела, все равно до верха не долезешь, как ни старайся, но побыть чуть ближе к своим богам хотелось.
Серега вынул из сапога еще прадедовский нож, хорошей стали и заговоренный. Хотя для волхвования применялся особый, каменный нож. Но покажите того дурака, что будет дуб каменюкой пилить, лучше уж сразу грызть зубами. Не стоить слепо следовать заветам предков, когда своя голова на плечах.
…Страшный гром и ослепительная вспышка. Казалось, что небо обрушивается на голову со своей высоты. Все закачалось, под ногой что-то хрустнуло, и кузнец полетел вниз, запоздало жалея, что так высоко забрался.
«Почему же старые боги не приняли мои молитвы? – подумал кузнец, не открывая глаз. – Правда, и ругался я, сверзившись, почище учителя румийской грамматики. Не то что Перун – кикиморы в соседних болотах месяц икать будут».
От благочестивых раздумий Серегу отвлек незнакомый голос:
– Эй, куда я попал?
Волхв с трудом открыл один глаз, другой заплыл от удара об ветку. Или то была чья-то лопата? Рядом, на коленях, стоял странный рыжеусый парень с перекошенным на сторону лицом. Он-то откуда здесь взялся? И одет непонятно – рубашка даже срам не прикрывает. Вязаная, но в одну нитку, словно кольчуга у экономных франконцев. Красоты много, а толку… Не только саблю булгарскую не удержит, но и хороший комар ее насквозь прокусит. А порты синие, линялые, совсем смешные – швы наружу торчат, а причинное место вообще желтыми нитками выделено. Хвастается?
– Так где я все же? – опять пытает. Но речь вроде бы русская, и часто маму поминает, когда за бока хватается. – А ты тоже не местный?
– С дуба я рухнул, – пояснил Серега. – Вот с этого.