— Я понял тебя, Катя. К сожалению, среди следствия и уголовного розыска есть всякие люди. Скажи — Хвылин действительно домогался тебя?
— К несчастью. Он был абсолютно бестактен, не давал мне прохода в отсутствие мужа, дерзил, хотел распустить руки… Я долго скрывала это от Александра, но однажды правда всплыла. Они даже подрались. Саша набил Хвылину морду. Только это не помогло. Хвылин словно с цепи сорвался и удвоил свои приставания.
Чувствовалось, что тема сильно тяготила сестру. Каждая фраза доставалась ей буквально с трудом.
— А почему ты считаешь, что Саша не убил его? — задал главный вопрос я. — Он что — не смог бы из-за тебя убить?
Катя встряхнулась, словно обиделась моим словам.
— Он воевал и не боится смерти. Но Саша — офицер, у него есть то, что он называет честью офицера. Сейчас так не принято говорить, это считают отголосками старого режима. Но для мужа честь многое значило. Саша не стал бы стрелять в спину, а вызвал бы Хвылина на дуэль. Поэтому я точно знаю: убийца кто-то другой, не мой муж. Именно это я и сказала следователю, а он расхохотался мне в лицо, — Катя всхлипнула.
— Ну же! — Я сел рядом, приобнял её. — Всё будет хорошо!
Мне безумно хотелось её утешить. Женские слёзы — страшное оружие. Особенно если учесть, что плачет моя сестра.
— Тогда я бросила всё, купила билет на поезд и приехала к тебе.
— Ты правильно сделала, сестрёнка! — улыбнулся я. — Я рад, что мы с тобой встретились и заново обрели друг друга! Ближе тебя у меня никого больше нет.
— Жора, ты ведь по-прежнему работаешь в уголовном розыске? — вдруг спросила она.
— Да.
— Тогда ты знаешь, что нужно делать. Мне очень нужна твоя помощь. Я хочу, я умоляю тебя, чтобы ты нашёл настоящего убийцу и спас моего мужа от тюрьмы! — сказала сестра.
Глава 2
Я ожидал чего угодно, но только не этого.
— Катя, ты понимаешь о чём просишь?
— Иначе меня бы здесь не было, — сказала она.
— Почему ты думаешь, что мужа посадят?
— Я не знаю: посадят или расстреляют. Я не знаю новых законов. Я ничего не знаю, кроме того, что никого другого милиция не ищет! — запальчиво выкрикнула она.
— У тебя просто могло сложиться такое мнение, — вкрадчиво заговорил я. — Понимаешь, есть такое понятие — тайна следствия. Ни милиция, ни следователи — никто не имеет права выдавать служебные сведения посторонним.
— Боже мой! Ну как мне сделать, чтобы до тебя дошло! — Катя схватилась за виски руками и принялась качать головой. — Мне прямым текстом сказали, что убийца найден и что это мой муж!
Она остановилась, посмотрела на меня с тревогой и надеждой:
— Ты поможешь мне, брат?
У меня во рту стало сухо. Я мог бы сейчас наобещать всё, что угодно, вплоть до того, что достану звёздочку с небес. Но это было бы ложью.
— Давай сделаем так, — я включил деловой тон — обычно он хорошо действует на взвинченных людей и успокаивает, — мы вместе поедем в Петроград. Я схожу к следователю, к оперативникам, которые занимались убийством, поговорю с ними. Если, как и они приду к выводу, что Александр — убийца, прости, Катя, но покрывать преступника я не стану. Даже если это твой муж.
— Хорошо, — кивнула она. — Только Саша не убивал. Я в это верю!
— Веры здесь мало. Нужны факты, — так же сухо продолжил я. — И вот если факты будут таковы, что у меня возникнет хоть вот столечко сомнений насчёт виновности Александра, — я слегка развёл большой и указательный пальцы, — то я приложу все усилия, чтобы разыскать настоящего преступника.
Её лицо просветлело, она кинулась ко мне с поцелуями, я на секунду деликатно приобнял её, но потом отстранил от себя.
— Подожди, Катя. Для начала мне бы хотелось бы развеять некоторые иллюзии.
— А ты стал начитанным, братишка. Вон какие слова употребляешь, — улыбнулась сестра.
— Не о том речь, Катя, — я поморщился. — Я не хочу давать напрасных надежд. Это здесь, в городе, моё слово что-то да значит, и ко мне бы прислушались. Для товарищей в Петрограде я никто, допуск к делу мне не оформят. Значит, придётся действовать неофициально. Как понимаешь, Натов Пинкертонов и иже с ними любят только читатели бульварной литературы — органы следствия же их на дух не переносят. Поверь, никому не понравится, когда у тебя под ногами начнут путаться посторонние люди. Ребятам из петроградского угро — тем более.
— Я понимаю, — вздохнула сестра.
— И ещё один важный момент. Кем бы ты меня ни считала, но я обычный оперативник, не Шерлок Холмс. И я не умею по кучке табачного пепла вычислять убийцу. К тому же я буду действовать один — а раскрытие преступлений, как правило, результат слаженных действий целой команды.
— Но у тебя же есть я! — в сердцах воскликнула Катя.
— Есть. И, поверь, мне бы меньше всего хотелось, чтобы ты влезла в это дело, — заключил я.
— Тогда что мы будем делать? — растерянно спросила она.
— Для начала сходим поедим в столовую. У меня есть талоны на завтрак, я с тобой поделюсь. Потом ты останешься здесь, а я пойду к своему начальнику.
— Он тебя отпустит?
— Попробую уговорить, — без особой уверенности сказал я. — Если не отпустит — напишу заявление о собственном уходе. Семейные дела для меня намного важнее службы.
Катя снова прильнула ко мне, и я вдруг ощутил, как во мне зарождается настоящая братская нежность. Быть может, это заговорила частичка души настоящего Быстрова. Я понял, что не смогу подвести Катю, что из кожи вон вылезу ради неё и порву всех врагов на британский флаг.
И пусть я видел её первый раз в жизни, но уже любил как сестру, которой у меня никогда не было в той жизни.
Я обнял девушку, сквозь одежду почувствовал заострившиеся лопатки у неё на спине.
— Ты сильно похудела, сестричка! Наверное, голодала там у себя, в Питере.
— Ты тоже не похож на Гаргантюа, — улыбнулась она. — Выглядишь совсем как Паташон: такой же высокий, худой и задумчивый.
— Тогда пойдём, исправим это.
Мы отправились в столовую. К моему удивлению, сестра не столько ела, сколько любовалась мною, тем, как я уплетаю кашу, сваренную на чём-то вроде технического масла или какой-то другой гадости, способной вызвать приступ дикой изжоги, как пью несладкий компот, как вытираю рот за неимением салфеток и полотенец тыльной стороной руки.
— Ты очень изменился, братишка, — вдруг проговорила она. — Возмужал, повзрослел. Ты сейчас так похож на папу.
— Извини, я его тоже не помню.
— Понимаю, — закивала она. — Это всё проклятая контузия.
Катя спохватилась:
— А эта твоя амнезия… Она не помешает тебе?
— Знаешь, у неё какой-то избирательный характер. Всё личное из памяти стёрто как грифель с аспидной доски, а вот то, что касается работы — зафиксировалось намертво. Так что не переживай, сестрёнка: на моих профессиональных качествах амнезия не сказалась.
После завтрака я оставил её у себя в комнате. Потом пришёл к Степановне, предупредил, что ко мне приехала сестра и что она какое-то время поживёт со мной.
— Я сразу поняла, что это ваша родственница, — сказала вахтёрша. — Не волнуйтесь, никто вашу сестрицу не побеспокоит.
— Спасибо, Степановна! — Я чмокнул пожилую женщину в щёчку, и та просто расцвела от удовольствия.
Дальше мне предстоял визит к Смушко, но сначала полагалось доложиться непосредственному начальнику.
Выслушав меня, он кивнул:
— Пиши заявление, я согласую. Если Борисыч заупрямится — хотя это вряд ли, скажешь мне, я его уломаю. Удачи, Быстров!
Начальник губрозыска сидел в кабинете и говорил по телефону. Увидев меня, он кивнул и показал взглядом, чтобы я присаживался, подождал, пока он не закончит беседу.
Я не слышал. О чём говорит невидимый собеседник Смушко, но с каждой фразой лицо начальника мрачнело всё сильнее и сильнее. Кажется, ему сообщали плохие вести.
Закончив, он положил трубку и повернулся ко мне.
— Здравствуй, Быстров!
— Здравствуйте, товарищ Смушко.