— Я ничего никому объяснять не буду. Я тебе уже сказал, что люблю только тебя. И хочу быть только с тобой. Никто больше меня в качестве человека, с которым я хочу прожить всю оставшуюся жизнь, не интересует. Так что реши для себя сама — ты хочешь быть со мной? Если да — то ты мне доверяешь. Если нет — то нам надо перестать друг друга мучить… — и, посмотрев в ее испуганные глаза, пояснил уже куда менее жестким тоном:- Пойми, малыш, в жизни людей всякой грязи и домыслов всегда много. Особенно людей более-менее известных. А я уже стал таким «более-менее». Не как какой-нибудь артист, конечно, но и писатели со спортсменами у нас, во-многом, на слуху. Так что, раз уж я в это вляпался, то они будут и вокруг меня. Поэтому реши один раз, последний — ты мне веришь?
Она несколько мгновений молча смотрела на меня глазами раненой серны, после чего сделала шаг вперед и, уткнувшись мне в грудь лицом, тихо прошептала:
— Да… — на этом, как я думал, все мои проблемы и закончились. И вот на тебе…
«Прилизанный» улыбнулся.
— К тому же есть еще один момент. Мадмуазель Изабель Жорийяр забронировала номер люкс в отеле «Космос» и выкупила билеты на несколько соревнований, одним из которых является марафонский забег.
Я в голос застонал. Ну вот за что мне это?!
— Слушайте, если вы считаете, что это послужит для меня дополнительным побудительным мотивом согласиться на ваше предложение, то дела обстоят совсем наоборот. Изабель, конечно, хорошая девушка, но мне совсем не нужно…
— Роман, вашей стране нужно, чтобы вы участвовали в Олимпийском марафоне! — голос и взгляд «прилизанного» стал излучать металл. Я свирепо вскинулся. Но сидевший передо мной в кабинете декана человек был достаточно опытен, чтобы понять, что чуть не перегнул палку. Поэтому он забросил мне еще одну наживку. Куда более вкусную для меня.
— Ну неужели вы откажите Изабель в маленьком сувенире. Ведь как раз в июле должна выйти ваша первая книжке в новой серии. Тем более, должен вам сказать, что ее мать последние несколько лет близка с одним из главных акционеров одного из крупнейших французских издательств — «Fayard», в котором, кстати, выходили книги о Фантомасе, — и он поощряюще улыбнулся. А я задумался. Да, тут дяденька меня поймал…
Дело было в том, что у одного из спортсменов, отобранных для участия в соревнованиях по марафону на Олимпиаде-80 воспалился аппендикс. Вследствие чего ему пришлось срочно делать операцию. После чего он, естественно, напрочь выпал из тренировочного процесса. Но СССР, как страна, проводящая Олимпиаду, имела право на замену. Ну, или просто имела, безотносительно Олимпиады. Скажем, у нашей страны было некое твердое количество мест, которые она могла заполнить кем хотела. Я ж был не настолько погружен в перипетии большого спорта, чтобы хорошо разбираться во всех этих правилах… Вот в качестве этой замены и решили выставить меня. Естественно, в первую очередь по, как это говорилось в покинутом мною будущем, медийным соображениям. На сколько-нибудь заметный спортивный результат от меня никто обоснованно не рассчитывал. Уж больно высокая конкуренция ожидалась на предстоящей Олимпиаде.
Дело в том, что, то ли из-за того, что СССР пока так и не ввели сороковую армию в Афганистан, то ли по каким еще причинам, но бойкот Олимпиады здесь устроить не удалось. Ну не то чтобы совсем-совсем, но он точно не набрал того размаха, который я помнил. Нет, американцы пытались шуметь, грозить, даже слово это звучало, но, вроде как, СССР пока как-то получалось все это купировать. И на данный момент ни один олимпийский комитет ни одной страны так и не объявил, что ее спортсмены не приедут на Олимпиаду в Москву. Хотя индивидуальные отказы случились. Но их было немного. И, были они, по большей части, не от топовых спортсменов, а от всякой шушеры из второго эшелона, пытающейся хоть так попиариться и обратить на себя внимание возможных спонсоров. Все же топовые спортсмены подтвердили участие… Так что «мировой спортивный праздник» в Москве на этот раз должен был пройти с куда большим размахом, чем в той истории, которую здесь помнил только я. И поучаствовать в ней реально было бы интересно. Вот только у меня на время Олимпиады был совершенно иные планы. Но, увы, все они вот только что пошли по боку. Зарубежное издание — есть зарубежное издание. Особенно в это время.
— Ладно, — вздохнул я. — Согласен, — но тут же предупредил:- Только на особенно высокий результат не рассчитывайте. У меня колено до сих пор не восстановилось. Я же вон даже в забеге Победы в этом году не участвовал…
— Ну вот и отлично! — «прилизанный» который на этот раз разговаривал со мной в одиночестве, радостно потер руки. — Тогда у меня вот какое предложение…
— Э-э, нет, погодите! — вскинулся я. — У меня будет несколько условий.
«Прилизанный» напрягся.
— Да не волнуйтесь, — я махнул рукой. — Не страшных. Во-первых, я хочу, чтобы мы с Аленкой, пробежали на эстафете олимпийского огня. И чтобы нам на память остался факел. А также… — а как вы хотели? Нечего приучать этих ребят к тому, что они могут получить от меня что-то не напрягаясь взамен…
Участок эстафеты мы с Аленкой пробежали в Подольске, семнадцатого июля, после чего я прямым ходом отправился в Олимпийскую деревню, которая представляла из себя комплекс стандартных шестнадцатиэтажек на юго-западе Москвы. Нога у меня к тому моменту практически прошла. То есть она меня вот совсем никак не беспокоила. Ну да в молодости все обычно заживает как на собаке, а вот как оно будет ближе к старости я сказать не мог. В прошлой жизни артрит у меня расцвел пышным цветом уже к тридцати пяти. Скорее всего это были последствия регулярно переносимых на ногах простуд и гриппа. Увы, в ротном звене лишних людей нет, и любой заболевший и выпавший из графика дежурств и караулов означал пропорциональное повышение нагрузки на всех остальных. А нас и так выходными совсем не баловали. Если в месяц выпадала хотя бы парочка таковых — можно было сказать, что месяц удался. Так что все болезни мы, чаще всего, переносили на ногах. Я даже как-то с температурой тридцать восемь умудрился начальником караула сходить. Вот мне потом это все и аукнулось…
Парни, с которыми меня заселили, были все сплошь и рядом знакомы друг с другом. Ну да на одних и тех же соревнованиях уже столько лет пересекаются… Я же знал только человек шесть-семь, с которыми так или иначе контактировал на Спартакиаде. Да и то не очень близко.
Отношение ко мне было странное. С одной стороны, все были достаточно дружелюбны, а с другой — нет-нет да и проскальзывало в глазах у парней недоумение. Мол, а этот-то как сюда попал? Но вслух никто ничего не говорил.
Как меня просветили — основными претендентами на победу в марафоне были двое: немец из ГДР Вольдемар Церпински и американец Билл Роджерс, знаменитый тем, что два года назад выиграл двадцать семь забегов из тридцати, в которых участвовал. Из-за чего известный американский спортивный ежемесячник «Track & Field News» очередной раз объявил его лучшим марафонцем года. Очередной, потому что он уже получал это звание в тысяча девятьсот семьдесят пятом году. Скорее всего, в прошлый раз он в Олимпиаде не участвовал. Потому что тогда американцы объявили ей полный бойкот. Но в этот раз вот приехал… Меня это не слишком волновало — ни на какие медали я и не думал претендовать, а, кроме того, у меня хватало своих забот. Потому что Изабель приехала-таки. Причем, не одна, а со всей семьей. То есть с мамой, ее «другом», ну который акционер издательства «Fayard» и, даже, со своим именитым дедушкой… На мне это отразилось тем, что меня отпустили из Олимпийской деревни на встречу с ней и ее родственниками.
Дело в том, что для всех советских спортсменов на все время Олимпиады было введено практически казарменное положение. И никаких выходов за пределы Олимпийской деревни не предусматривалось. Впрочем, не знаю, может у кого-то из самых именитых были некоторые послабления, но у нас все было по строгому. Так что то, что мне был предоставлен подобный «выходной» остальными было расценено довольно неприязненно. Хотя вслух никто не возмущался… Но мне было, по большому счету, все равно.