И спустя минуту Манилин вдруг подходит ко мне и заговорщицки говорит:
– Слушай, надо бы добавить… Давай, сгоняй в магазин, купи какого-нибудь портвейна.
И протягивает мне пять рублей.
На улице уже десять часов вечера, мне дико не хочется уходить от Лабазовой, чьи глаза лукаво блестят в темноте, но я исполняюсь какого-то ср…ного долга и выбегаю на улицу. Все магазины уже закрыты. Единственная возможность – добежать до площади Восстания, там работает ночной гастроном до одиннадцати. Ловить такси нечего и думать – денег нет, трамваи уже практически не ходят. И я бегу, не переводя дух и не останавливаясь. Удивительно – я добежал за десять минут.
Я вбегаю в практически пустой магазин и бросаюсь в винный отдел. Там нет ничего хорошего, во всяком случае, на пять рублей. Дешёвого нет ничего, никакого «Солнцедара». И я покупаю какое-то сладчайшее армянское десертное вино и мчусь назад практически бегом, несмотря на подгибающиеся ноги.
Звоню в дверь, мне открывает чем-то недовольный Манилин. И тут меня словно бьют обухом по голове. Моя любовь, моя дролечка, лапушка и голубушка (как я называл её, обливаясь слезами, перед тем как заснуть) откровенно и беззастенчиво обнимается с Колотовым. И, судя по её томному виду, кажется, они только что целовались! И тут я соображаю – да ведь они меня специально заслали в магазин, дав деньги, чтоб остаться пара на пару! Поэтому Манилин и был так недоволен. Я – полный идиот! Я проср…л своё счастье! Да ещё, оказывается, эту козу можно запросто лапать и ставить засосы! Ей это нормально, даже с каким-то Колотовым, всё пох…ю! Так чего ж я терялся?!
Вино пить так никто и не стал. Скоро бабы засобирались домой – ха, я всё разрушил! Я покидаю квартиру, как обоср…ный.
Но самое удивительное, что от произошедшего я не стал любить Лабазову меньше. Вот такое я говно! Как ни в чём не бывало я опять ей позвонил и опять звал в какое-то кино и в театры, и она снова со мной туда шла и даже снова брала меня под руку – отчего я млел, как полный остолоп.
Всё эти наши отношения с ней были полной пародией! Я влюбился в неё решительно в девятом классе, когда часть моих одноклассников куда-то испарилась, потому что учиться в девятый, а значит, потом получить среднее образование, не всех брали – был вот такой отсев, о котором я ни капли не задумывался, но, наверное, некоторые мамаши пролили кучу слёз, когда им безжалостные учителя объявляли, что мы вашего-вашу не возьмём, пусть учится в техникуме или ПТУ.
И наш 8 «в» слили с 8 «б», стали мы все из «б»!
До этого было переглядывание и перебрасывание записочками с Ирой Петровой. И она себя, небось, ещё год назад чувствовала просто королевной, а тут пришла 1 сентября – ба, а все мальчики бегают уже за другими красотками. Ира Петрова после школы не поступила в институт и пошла в медицинское училище, а с такой казалось невозможным продолжать отношения. Среди разного хлама я тут недавно нашёл её последнее письмо той поры. Видно – девушка очень старалась и тщательно всё продумывала. Она начала: «Дорогой мой товарищ Витя…» А в конце не удержалась и закончила: «Мне так грустно порой, так одиноко, так хочется тебя увидеть порой…» Но я был полный идиот, я не понял, что после таких слов можно просто приезжать и е…ать её с песней без лишнего… Я был увлечён с головой Лабазовой, я – безмозглый нецелованный идиот! И Петрова сгинула в омуте времени без всякого последнего прости…
Придя в девятый и увидев это рыжее золото, я подумал, что эта тихая, скромная, загадочно улыбающаяся, мне как раз и подходит. Я мучительно и долго её обхаживал, а она только, как от муки, улыбалась в ответ на все мои тошнотные заходы. Я даже не догадывался, что у неё могла быть своя история страданий, даже не обращал внимания на загадочно лыбящегося Шамиля, жившего с ней в одном подъезде. А эта коза, оказывается, всю школьную жизнь тихо страдала от его невнимания, даром, что он был сыном дворничихи!
Я так и не решился с ней хоть раз потанцевать на выпускном, а по его завершению тихо провожал до дома всё ту же Ирку Петрову и Ленку Пенкину – вот так, двоих. Было холодно майским утром, и они засунули по одной своей ладошке ко мне с двух сторон в брючные карманы. Что они там искали? Нашли ли?
И вот моя любовь к Лабазовой распустилась пышным цветом после школы. Она, наверное, не знала, как отбиться от моих назойливых телячьих приставаний!
Моя пришибленность проистекала из того, что я был слишком правильным мальчиком периода строительства коммунизма и истово верил во всю эту гнетуще-приторную чепуху. Когда живёшь в скотских условиях, всегда кажется, что, ну вот должен же быть на свете кто-то, кто может и должен о тебе позаботиться, чтоб тебе стало хорошо и вообще наступило полное счастье. Сначала этот кто-то воплощается в милой родной маме, которая тебя холит и лелеет, заботится о тебе, просто любит нежно и тепло, а папа в это время где-то носится, выполняя загадочные ответственные задания семьи и вовсе не выступает в этой роли.
Кстати, однажды мой папа по заданию мамы пошёл поздно вечером в магазин купить рыбы. Поясняю для идиотов, что для чахоточной технической советской интеллигенции мясо по 2 рубля килограмм зачастую было дороговато, а вот та же треска по 65 копеек за кило – это было здорово. Вообще рыба была ощутимо дешевле и не менее сытной, чем поганое мясо, всё в костях и жилах! Но где её, рыбу, купить? У нас в подвале – одна вечная перцовка и какие-то шматки того ср…ного мяса. Чтоб купить вожделенную рыбу, требовалось куда-то ехать – в рыбный магазин. А их было не так уж много в Москве. И почему рыба была вообще дешевле – это параноидальная загадка советской экономики почище существования ассирийцев-чистильщиков обуви на улицах! Разумеется, это был просто хитрожопый пропагандистский трюк советской власти, который давал неплохие результаты, поскольку рыба была всегда, и дешёвая, но в меньшем количестве магазинов.
Так вот, проходит два часа, а папы нет – мама начинает волноваться. Проходит три, папы нет, проходит четыре – уже двенадцатый час ночи! И тут на пороге появляется мой замечательный, сияющий от счастья папа, но вместо авоськи с рыбой у него в руках огромный рулон шерстяного ковра стоимостью порядка трёх сотен рублей! Сказать, что мама была потрясена – это не сказать ничего.
Счастливый папа, тяжело отдуваясь, начинает рассказывать:
– Выйдя на улицу, я коротко подумал и решил не связываться с местными близлежащими гастрономами, а поехал сразу в центр на улицу Горького в магазин «Рыба» номер один, что напротив Елисеевского магазина. А день у нас сегодня – последний в месяце, 31 октября. Выхожу из метро на Проспекте Маркса и думаю, а дай я зайду в «Подарки», там же могут что-нибудь выбросить под конец-то месяца. Захожу. И вдруг вижу – начинает у меня на глазах строиться очередь в отделе «Ткани». И я тут же подскакиваю в хвост: «Что дают?» И мне отвечают: «А ковры вот неожиданно привезли, никогда раньше здесь такого и не продавали». А что за ковры? «А вон посмотрите, висит». Смотрю – 283 рубля. И ковёр просто шикарный, для такого размера дешёвый, а главное, не надо записываться в очередь и ждать три года открытки – просто фантастически повезло! Но у меня в кармане всего три рубля. Что делать? Домой не успею, и поэтому я не стал даже тебе звонить, милая. Хорошо, что у меня с собой сберкнижка была…
Тут мама чуть не подпрыгнула на месте:
– Какая сберкнижка? – пролепетала она.
– Да у меня есть сберкнижка, и на ней небольшие деньги, – затараторил папа. – Я смотрю, люди выбирают ковры, их разворачивают, сворачивают… и тут заведующий говорит: «Пока все ковры не продадим, магазин не закроется». Смотрю на часы – я успеваю в сберкассу. Я тогда договариваюсь в очереди и договариваюсь на входе, чтоб меня назад впустили, а то в магазин уже перестали пускать. И мигом бегу до сберкассы, снимаю, сколько нужно, и возвращаюсь, и мне пришлось ещё час прождать. И вот смотри, красивый? Я думаю, как раз то, что нужно, – мы повесим его вот на эту стенку, и он будет до потолка, и нам совершенно не будет слышно соседей, а у нас тут сын спит, и будет всё хорошо. А рыба, ну что рыба, ну куплю её завтра…