Похождения Дениса в нарисованном мире - Дмитрий Ахметшин

Почти фантастическая повесть

1.

Был на свете мальчик. То, что у него есть брат, мальчик понял вдруг и внезапно, как бывает, когда понимаешь, что первые три школьных класса, которые ты с успехом одолел, получив свои слюнявые тетрадки с первыми неловкими шагами в науке написания букв и распрощавшись с плачущей молоденькой учительницей, – далеко не вся школа. Что помимо неё есть и другие галактики, называемые "колледж" и "университет".

Но речь сейчас не о них. Ведь настоящий, живой братик – согласитесь – это кое-что гораздо интереснее, чем эфемерные учебные заведения, которые, может, и вовсе перестанут существовать к тому времени, как мальчик до них дорастёт. Схлопнутся, как и положено галактикам, в чёрную дыру.

Впрочем, то, что он "живой", папа с мамой сразу поставили под сомнение.

Выслушав мальчика, они отправились в дальнюю комнату на совещание. Пацан слушал, прильнув ухом к двери:

– Ты ему сказал! – говорила мама.

– Нет, ты! У меня и в мыслях не было… – восклицал отец.

Но ему никто ничего не говорил. Он просто понял, и всё. Это знание смотрело из темноты пристальными кошачьими глазами, а если есть глаза, значит, есть и кошка, верно? Это знание как-то само появляется у тебя в голове: не может быть глаз без кошки. Не может быть знания, что у тебя есть брат, без брата.

Спустя десять минут мама с папой вышли из комнаты. Мама опустилась перед мальчиком на корточки, её небесно-голубое платье важно колыхалось вокруг тонких щиколоток.

– Малыш, – сказала она, – откуда ты знаешь?

– Где он, мам?

Мальчик уже не озирался так радостно и оголтело, как в первую минуту, когда узнал, что у него есть брат. Тогда за десять минут он обыскал весь дом, но почему-то никакого брата не нашёл. И теперь он лишь хотел узнать у родителей, куда они спрятали мальчишку.

Так он об этом и спросил.

– Сначала ты скажешь, кто тебе рассказал, – сказал отец громко. Обычно этот строгий голос пугал мальчика, но не сегодня. Сегодня он во что бы то ни стало хотел узнать правду. Он, как оруженосец, почувствовавший в себе достаточно храбрости, чтобы быть рыцарем, готов был напялить себе на голову латунное ведро, взять швабру, в иные разы служившую лошадью, а в иные – грозным боевым копьём, и ринуться отбивать правду у милых странных великанов, с которыми ему, ещё недавно малышу из страны Сопляндии, а теперь почти-взрослому-мальчишке, приходилось жить. В каких таких подземельях они его держат? И за что?

– Подожди, Слава, – рассудительно сказала мама. – Не нужно его ругать. В любом случае, виноват не он.

– А кто же тогда? – пробурчал в усы отец. Ему хотелось кого-нибудь поругать. Огромные, как космические корабли, руки сжимались и разжимались. Когда мальчик с отцом играли в "Звёздные войны", эти руки (каждая по очереди) были "Тысячелетним соколом".

Мама тем временем сказала:

– Ты, Денис, наверное, сам себе всё это нафантазировал. Скажи-ка: ты хоть раз его видел, этого твоего якобы брата?

– Ни разу, – прошептал малыш. Всё вокруг него потускнело. Откуда он мог знать, что рыцаря, прославленного воина, можно остановить одним лишь словом прекрасной дамы? Тем более если эта прекрасная дама твоя мама. Куда уж прекраснее?

– Ну вот, видишь? – сказала мама рассудительно. Она могла лучиться, как редкая монетка, которую только что протёрли полиролью, или латунная пуговица, а могла быть осторожной, как сапёр на работе. Такая мама всегда вызывала у Дениса подозрения, ему мерещились бесчисленные тайны под бесчисленными замками. Во сне он, бывало, бродил по тёмным казематам, прятался от стражей и пытался подобрать к этим тайнам ключи.

И тут прославленный сапёр совершил ошибку. Он решил, что если занять мину чем-нибудь полезным (к примеру, приспособить под горшок для японского дерева бонсай), у неё не будет времени на то, чтобы рвануть.

– Иди-ка, уберись на заднем дворе, – сказала она. – Помнишь, ты обещал летом выполоть вокруг моих роз сорняки? И загляни в будку Рупора, кажется, там снова лежит штук пять папиных тапочек.

Теперь мальчик точно знал, что мама лукавит. Все его подозрения укрепились, а ожидания выросли. Сначала (когда копал в овсяной каше за завтраком тоннель к подкашным гномам, которые ковыряют из стен замка изюм и кусочки яблок) Денис был уверен, что братик наверняка меньше него. Но он был уже достаточно взрослым, чтобы понимать, что дети не берутся из воздуха. Во всех подробностях, конечно, не знал, но подозревал, что это достаточно длительный процесс, и просто так, без его ведома, мама с папой дело обставить не смогли бы. Это всё рано, что купить перед его, Дениса, днём рождения огромный экскаватор и пытаться прятать его несколько дней в шкафу. Каким бы ни был большим тот шкаф, нет такого экскаватора, до которого пытливый мальчишка бы не добрался. И тут, как при грабеже банков ("Перед тем, как брать кассу" – говорят бандиты в кино), важен план. Так что оставался один-единственный вариант – братик старший, просто он однажды взял и исчез. Может, его отправили в интернат: мальчик слышал, что есть такие ужасные места, куда ссылают плохих детей. Может, братик себя не очень хорошо вёл, хотя в это и трудновато поверить: если он старше, то вряд ли стал бы выбрасывать из супа на пол картошку, в надежде, что пёс уничтожит улики без следа. Мама говорила, что нет ничего хуже. А если нет ничего хуже картошки на полу, что же надо сделать такого, чтобы угодить в интернат?

– В каком же он классе? – спросил Денис, схватив маму за коленку. Ему нравилось прикасаться к шелковистой ткани этого платья, воздушного, как зефир.

– Он не ходит в школу, – сказала мама, досадуя, что её план отвлечь сына провалился. – Когда-то он ходил в детский сад.

– Я помню, помню! – радостно заявил мальчик. – Он был вот таким высоким, в красно-синей кофте и со шляпой. Ещё у него были белые кудрявые волосы. Он любил сидеть возле моей кровати – той самой, с бортиками, – когда я засыпал…

– Нет, малыш. Ну какие белые волосы, да ещё тем более кудри? Посмотри на нас. У меня волосы коричневые. У твоего папы – чёрные, и чёрная борода… хотя кудрявая, этого не отнять. То, что ты помнишь – хотя я удивлена, что ты действительно это помнишь – клоун, которого мы привезли из Амстердама. Он был из ваты и платяной ткани, а шляпа – из крашеного картона. Его порвал Рупор, и мы его выбросили. (Рупором звали пса за громкий голос, из-за которого частенько ругались соседи). Мальчик притих и ждал продолжения.

– Что касается братика… – мама ступала на тонкий лёд. Отец, схватив было газету и вознамерившись спрятаться за ней, аккуратно, как змею, сложил её на коленях, наблюдая за женой и сыном. – Это было ещё до тебя. Ты тогда существовал только у нас с папой в головах, поэтому ты уж точно не мог быть с ним знаком. Просто… он так и остался малышом, а ты родился и вырос.

Это поставило мальчика в ступор. Брови отца нависли над глазами, словно тучи. Возможно, ему хотелось надрать кому-то уши.

– Он что, сейчас маленький? Ходит в сад и играет с пластиковым паровозом? – спросил Денис.

И тут мама не выдержала. Слёзы хлынули из её глаз ручьями. Папа поднял её за плечи и, сурово взглянув на сына, увёл в комнату. А тот сидел, пытаясь уразуметь, как вопрос может так легко расстроить взрослого. Он уже знал, что есть опасные вопросы, острые, особенно такие, которые касались маленьких секретов мамы от папы, или крошечных папиных тайн, вроде сигарет, которые он хранил на балках под козырьком крыльца. Однако этот вопрос… он другой. К горлу подкатил комок. Мальчик несколько раз неуверенно хныкнул, но по-настоящему плакать не стал, он уже вышел из возраста, когда можно вволю порыдать из-за любой мелочи. Кроме того, зачем расстраиваться, когда ты только что узнал такую прекрасную новость! Мальчик подумал с минуту и решил, что этот день станет эпохальным. Даже эпохальнее дня, когда ему наконец-то купили новый велосипед, двухколёсный, со скоростями и ручными тормозами, как у взрослых.