— Господин, — Ричард вздохнул, но теперь тоже с улыбкой.
Оборотень из своего угла недоумённо переводил взгляд с фейри на человека. Эш фыркнул и отвернулся к окну, закрыв глаза. Карета мягко покачивалась, и это убаюкивало, а туман за окном казался таким родным… Эшу бы насторожиться, но он для этого был слишком счастлив.
Он едет домой, домой, домой!
Наконец-то действительно домой…
Да, завтра опять придётся отправиться в столицу, к императору. Эш ненавидел это: словно он, фейри, у человека на побегушках. Но это завтра, и подумает он об этом позже…
Вот бы попросить Фриду станцевать ему ещё… Это было нечто новое — просить, Эш привык приказывать. Но приказы на Фриду не действовали.
А императора — в бездну!
Эш, улыбаясь, смотрел, как по стеклу скользят струи припустившего дождя, а тучи чернеют ещё сильнее, ещё зловеще. Ну и пусть их.
И, словно в унисон его мыслям, в соседней роще жизнерадостно запел одинокий соловей.
Эш ещё просто не знал, что к императору ему ехать завтра не придётся. Зачем, если император и так ждёт его в Виндзор-холле. И имеет в это время очень любопытный разговор с герцогиней Фридой.
Иначе Эш бы поторопился.
Глава 2
Мое сердце так тоскует
Ни к чему мне денег звон
Лишь моряк меня утешит
Ведь дороже злата он.
«Мой лихой моряк», английская народная баллада,
перевод взят из фильма «Пираты Карибского моря»
Фрида копала могилу.
Предрассветные сумерки укутывали старое кладбище густым туманом. В ватной тишине Виндзорский лес шептался безо всякого ветра. В рваных облаках пряталась луна.
Фрида отдувалась от лезущих в лицо волос — атласный чепец не смог их удержать, и они укрыли герцогиню чёрным плащом до пят. Руки давно стали липкими от холодного пота, белая сорочка испачкалась в грязи.
Потустороннюю, полную вздохов и шёпота листвы тишину разбило уханье совы. Чёрная тень пролетела над самой головой и скрылась в тумане.
Фрида выпрямилась, откинула волосы назад и представила, как, должно быть, любопытно сейчас выглядит: леди, простоволосая, босая, в грязной белой сорочке. Среди надгробий. С лопатой.
«Интересно, если меня заметят, титул герцогини спасёт?» — подумала Фрида, с тоской глядя на черенок лопаты. Обычно ручной труд леди Виндзор составлял написание писем и, редко, вышивание, но уж никак не землекопание. С непривычки болели руки и, Фрида была уверена, через пару часов на них появятся мозоли.
За туманом ей почудился отсвет фонаря. Сердце ёкнуло. Фрида прищурилась, опираясь о лопату. Нет, показалось. Может, светляки? Или нежить из леса? Нежити в Виндзорском лесу хватает…
Тряхнув головой, Фрида снова принялась за работу.
Нежить — это полбеды. С нежитью можно договориться. На дочь Лесного короля она не нападёт. По крайней мере, Фриде хотелось в это верить, потому что в противном случае придётся отмахиваться лопатой. Есть, конечно, и огненный дух мужа… Да, нежити сейчас точно бояться не стоит, и Фрида о ней почти не беспокоилась. Куда сильнее её волновали люди. Если её увидят — такой, — прямая дорога в подземелья к Серому. И что же тогда бедному Серому, её мужу, делать? А когда в высшем обществе узнают, что он женат на ведьме… Эша Фрида не боялась, а вот слухов — очень даже. Мать её тогда этой же лопатой… закопает.
Фрида вздохнула. Сумерки перед рассветом — глухое, тёмное время. Люди сидят по домам, и уж точно никто не отправится погулять на кладбище. Здесь даже гробовщика нет, не иначе потому, что Эш сам здесь частенько копает. Лопату-то Фрида нашла легко, в сарае у какого-то склепа. И в этом сарае, даже не запертом (вроде бы… или просто герцогиню магия Эша пропустила), красовалась целая коллекция лопат, от серебряных до чугунных, с черенком из дуба, ясеня, вяза… даже усыпанного алмазами и рубинами.
Пожалуй, с таким удобством Фрида никогда ещё не копала.
Ещё бы не дёргаться от каждого шороха…
Фрида легко — что ж, надо быть честной, не очень легко — могла навести иллюзию для какого-нибудь пьяницы, случайно забредшему на кладбище под утро. Но не сейчас — сейчас любая магия возбранялась. Требовалось без всяких чар прийти на кладбище, всё сделать и уйти. Иначе можно было и не приходить.
Лопата наконец ударила о что-то твёрдое, деревянное. Фрида улыбнулась — теперь работа спорилась, и гроб появился из земли быстро. Закрыв себе рот надушенным платком и стараясь не думать, какая всё это мерзость, герцогиня Виндзор спрыгнула в могилу, подцепила лезвием лопаты крышку. Лишь бы не беспокойник… Она взялась за лопату поудобнее. Крышка мягко упала во влажную землю. Фрида поскорее прижала к носу платочек.
Не беспокойник. Фрида предпочла бы скелет, но тут уж как повезёт — у слуг надгробия дешёвые, и надписи с них быстро стираются. А вламываться в склеп к Виндзорам она поостереглась. Семья магов, древний род… Кто знает, обидятся — объясняй потом, что ты коллега и случайно заглянула. Хотя уж куда проще — копать бы не пришлось.
Фрида нагнулась над трупом. Пригляделась к руке. Выбрала правую, вроде получше сохранилась. Тошнота подступила, когда Фрида схватилась — и дёрнула. Рука, от локтя до кисти, осталась у неё. Фух, теперь только закопать!
Любая ведьма, особенно такая слабая, как Фрида, пользуется зельями. И, к сожалению, почти для всех зелий ведьмам требуется рука мертвеца. Этот закон магии, каким бы ненормальным он ни был, нельзя нарушать. Если в нужный момент не помешать в котле такой рукой, зелье можно смело выливать — всё равно как надо не подействует.
У Фриды раньше, конечно, была такая рука — в специальном маленьком саркофаге, в травах и льду, чтобы подольше сохранилась. Застряв в Виндзор-холле, Фрида послала за вещами из Хэмтонкорта, но не напишешь же: «И сходите, пожалуйста, в лес за моей ведьминой кухней». Так что Фрида осталась почти без зелий. А без руки мертвеца их не приготовить.
Ветер налетел, когда Фрида бросила на могилу последнюю горсть земли и тихо произнесла сокращённую молитву. Потом глянула на лежащую рядом в тряпице руку. Вздохнула, вспомнив мертвеца: «Тебе-то она уже зачем?»
Ветер подхватил туман и, скомкав, понёс в сторону. Фрида оттёрла пот со лба, подняла лопату, оглядела могилу — кажется, всё в порядке. Слухи о беспокойнике, конечно, пойдут, но быстро утихнут. Пора возвращаться.
Горизонт посветлел, но ни одна птица в лесу не приветствовала рассвет. Было очень тихо, странно тихо. Даже листья больше не шептались.
Фрида почувствовала, как по спине побежали мурашки, и перехватила лопату поудобнее. Обернулась.
У границы леса, под раскидистым ясенем стояла женщина. Такая же простоволосая, как Фрида, в платье белом настолько, что даже сумерки не смогли его выцветить. По пронзительно-красивому лицу текли слёзы.
У Фриды перехватило дыхание. Женщина стояла совершенно неподвижно, смотрела на неё яркими чёрными глазами, а по белым, как её платье, щекам струились и струились слёзы.
Фрида выронила лопату и не заметила. Ничто не нарушало волшебную тишину. Туман тянулся от ног женщины послушными призрачными змеями.
— По кому ты плачешь? — хрипло спросила Фрида и с трудом узнала свой голос. — По мне?
Женщина медленно покачала головой. И, так же медленно подняв руку, бросила что-то Фриде под ноги.
Где-то далеко, за кладбищем, у замка закукарекал петух. В тот же момент солнце выглянуло из-за горизонта, и по земле поползли длинные густые тени, топя сумрак, прогоняя туман. Фрида смотрела, как женщина, отвернувшись, медленно скрывается за деревьями. Ни один солнечный луч её не коснулся.
Тишину окончательно разбил новый петушиный крик. Фрида облизала губы, чувствуя горьковатый привкус пота, такой же, как слёзы. И, наклонившись, посмотрела под ноги.
На солнце, радостно сверкая алмазной пряжкой, бархатная перчатка казалась белее снега, белее погребального савана, белее щёк плачущей баньши.