Наш смотрящий смачно сплюнул и негромко выматерился.
– Ладно, дупла – пенёчки, об этом позднее. – он снова осмотрел нас внимательным взглядом. – Особые таланты имеются? Врачи? Сапожники? Повара?
Никто из новичков не ответил.
– Ну есть у кого хоть какая-нибудь квалификация выше подсобника или разнорабочего? – не отставал Ломоть. – Вы не подумайте, спецам у нас живется куда привольнее, чем простым трудягам. Так что не глупите. Если есть у кого что сказать…
Он выжидательно замолчал. В ответ мы не проронили ни звука.
– Понятно. Особый экскаваторный полк. Элита погрузочно-разгрузочных войск, – сказал Ломоть разочарованно и протяжно скомандовал. – Дви-и-инули…
Стоило нам вновь тронутся в путь, как телегу тряхнуло на ухабе, и Ломоть громко клацнул зубами.
– Холера, – выругался он и стал рассказывать дальше, будто и не останавливался только что. – Запомните еще, дупла – пенёчки: ничего непонятного руками здесь ни в коем случае трогать нельзя. Большое оно или маленькое, блестящее или матовое – даже не подходите, если жизнь дорога. Увидел что-то непонятное, стал и тут же позвал старшего. Иначе и сами подохнете, и тройку свою подставите…
За нашими спинами прострекотал вертолет. Я обернулся на ходу. Его курс был параллелен двухметровой стене из сетки рябицы с барашками колючей проволоки сверху. Стена эта начиналась слева и справа от едва видимого отсюда КПП, уходила вдаль и терялась среди местности.
Дорога нырнула в овражек, и вскоре перед нами вырос небольшой, домов в пятнадцать, поселок.
– Добро пожаловать в лагерь «Западный» – бывший поселок Вильча, а ныне – родной дом, для честных бродяг и комбикорма, вроде вас, – гаркнул Ломоть и шлепнул вожжами по бокам клячи, пытаясь ее взбодрить.
Встретили нас спокойно. Без выкриков, шуточек и угроз. Пара человек в поношенных гимнастерках и грязных сапогах, поздоровались с Ломтем, бросили в нашу сторону по оценивающему взгляду и пошли дальше по своим делам. Пока мы разгружали телегу и заносили ее содержимое в неглубокий подвал, подоспели бригадиры. Прошлись вдоль нашей кривой цепочки, сплюнули по очереди на утоптанную землю и уставились на Ломтя.
– Как делить будем? – сипло озвучил общий вопрос тот, что представился Сычом.
– Поровну, дупла – пенёчки, – сказал Ломоть, и понеслось. В течение получаса нас складывали, умножали и извлекали из нас корень. В результате я и прибывший со мной мужик с редкими усами под крупным носом достался бригадиру по кличке Чака. А еще пять минут спустя меня определили в тройку, старшим которой был здоровенный детина, назвавшийся Жора Речица.
– Жрать хочешь? – первым делом спросил Жора. Вопрос был риторическим, что я и попытался выразить на своём лице. Жора усмехнулся, протягивая мне топор:
– Знакомый инструмент?
Я кивнул.
– Дрова у сарая. Видишь во-о-он тот дом? Там у нас кашеварня. Нарубишь и отвезёшь три полных тачки. Это наша доля на сегодня. А мы с Комаром над картой покумекаем. Чую выброс недалече. Так что скоро познаешь ты Зону, а она познает тебя… Короче, если увидишь, что цвет неба начал меняться, со всех ног дуй сюда.
Я разгрузил вторую тачку, когда сверху донёсся мягкий громовой раскат, и у меня заложило уши, как в вагоне метро. Поднял глаза и увидел, что голубизна неба постепенно меняется на яркий фиолетовый оттенок. Солнце исчезло, а редкие облака в момент истаяли, будто их и не было. Громыхнуло уже громче. Небо стало пронзительно бирюзовым и заволновалось, будто нависшее над головой море. Мне даже показалось, что в выси мелькнули тела крупных рыб. Но досмотреть феерическое зрелище мне не дал удар по уху, сбивший меня с ног.
В следующий момент меня ухватили за шиворот и потащили. Громыхнуло еще раз, да так, что я почти оглох. По глазам резанула яркая вспышка, резко заболела голова, но я уже летел в темноту, натыкаясь на острые края ступенек. Хлопнула дверь, лязгнул замок, и грохот стих.
– Кому было сказано про небо? – различил я голос Жоры. В неярком свете керосиновой лампы я увидел, что нахожусь в подвале – небольшом помещении с лавками по обеим сторонам и небольшим столиком у дальней стены. Воняло сыростью, плесенью и мужским потом. Кроме меня в подвале находились еще пятеро, в их числе Жора и Комар.
– Зелень ты весенняя, комбикорм для рогатого и парнокопытного, – не унимался Жора. – Тебе же ясно было сказано: беги со всех ног. А ты что в небесах высматривал? Салюта дожидался?
Комар в это время защелкнул одно кольцо наручников мне на левом запястье, а другое зацепил за какую-то ржавую, выныривающую из стены, трубу. Я рефлексивно дернулся.
– Не вибрируй, – сказал Комар. – Выброс пройдет – отцеплю. А-то всяко бывает.
Сверху грохот слился в монотонный гул. Пару раз тряхнуло. Я еще раз дернул рукой.
– Да не греми ты, – сказал незнакомый мне коротышка с язвой от ожога на всю щеку. – Всех по первому разу приковывают. Чтобы себе не навредили. Каждый ведь по-своему эту беду переносит. У меня, к примеру, только башка трещит, будто с похмелюги, а дружок мой, Рома, первое время так всё блевал, не переставая. А случалось, что и стрелялись, и вены распарывали. Так что и ты повиси. Для твоего же блага… Ты как вообще?
Я прислушался к себе – ухо левое чешется, да шишка, которую в машине по пути сюда набил, побаливает – и пожал плечами.
– Ну и хорошо, – кивнул коротышка. – Значит к Выбросам ты не чувствительный. Это, конечно, не значит, что тебе можно его на улице пережидать. Там в миг вместо мозгов запеканку получишь…
– Да закройся ты, Чуня, – сказал Жора, подсвечивая себе карту карманным фонариком. Он ткнул пальцем и предложил. – А если сюда?
Комар с сомнением покачал головой.
– Там топи начинаются. Все камышом заросло. Обзор плохой. На «Электру» нарвёмся – все поляжем…
– Рыбкин говорил, что в прошлом месяце там «Болотный огонек» видел.
– Видел? – усмехнулся Комар. – Чего ж не взял?
– А ты не помнишь какие они тогда вернулись? Как в сказке: битый небитого вёз.
Комар скептически улыбнулся.
– Что бы Рыбкин мимо хабара пришёл! – он немного посмурнел. – Жаль, теперь уже не спросишь…
– Есть такая история, – вдруг сказал Чуня, обращаясь ко мне Было видно, что ему жутко, и он пытается «заболтать» свой страх. – В один из первых наборов это случилось. Накрыло как-то Выбросом прямо тут, в лагере, в одном из подвалов пятерых бродяг. А как отпустило, так и оказалось, что выход аномалия сторожит. Кто говорил, «рубец» это был, кто на «электру» грешил. В одном сходились – выход запечатало намертво. Не войти, не выйти. Не передать чего. Первый бродяга на выходе в нее и влетел. Сразу наповал. А снаружи тоже не звери. Была бы возможность – помогли бы. Да как?
Оставшиеся бедолаги пару дней покантовались… Думали, копать другой ход, а стены – с полметра бетона. Бывший хозяин расстарался. И инструмента никакого. Что делать? Еда – ладно, вода кончилась. Попробовали прорваться – еще двое сгинули. Да погано так. Вот и решили оставшиеся, что чем смерть лютую принимать, лучше уж в этом друг другу подмогнуть. Приставили пистолетики к голове друг друга и на счет три нажали…
На утро глянули бродяги, а никакой аномалии у того подвала и не осталось. Не знали тогда еще, что каждая аномалия свой заряд имеет. И у этой всего три сработки оказалось.
– Здоров ты трепать, Чуня, – сказал Комар. – Что ж это за Выброс был, если аномалии прямо в лагере появились? Я здесь не первый месяц, под всякие попадал. Один раз так грохотало, что думали, стенки не выдержат и похоронит нас прямо тут. Так и то после него первую «Плешь» метрах в трёхстах встретили к востоку от Креста, что Пахом на околице поставил… За мостиком через Макаву. А что бы здесь… Врешь ты, Чуня, как дышишь. Ладно, давайте на выход. Кончился Выброс. Завтра на дело пойдем.
И впрямь шум снаружи стих.
– Да как бы не сегодня, – пробормотал Жора. Снимая с меня наручник. – Давно ничего стоящего не приносили. А на Южном, говорят неделю назад аж три грозди «Железного винограда» приволокли.