– Я сказал, убирайся! – заорал конт, взмахнув мечом. На пол полетел разбитый кувшин. Следующий взмах – и кружки разлетелись на множество осколков. – Еще одно слово, и твоя голова отделится от тела!
…– Что случилось? – Рэй остановился возле сидящего в коридоре на полу Иверта. – Что это за шум?
– Там случился Бешеный Алан, – флегматично ответил горец, не открывая глаз. – Мне кажется, он добрался до кровати.
Рэй приоткрыл дверь.
– Вина! – послышался голос конта. – И чтобы никто не беспокоил!
Стол развалился после шестого удара, кровать оказалась крепче. Но и ей досталось. Скрипя, рухнули столбики, поддерживающие балдахин, закружились в воздухе перья. Со звоном разлетелось на множество осколков небольшое зеркало, такая же участь постигла и единственное окно.
Слуга, принесший вино, поставил его на пороге и быстро захлопнул двери, увидев, как в его сторону летит клинок.
– Еще вина!
После третьего кувшина из стены вышел Ирий, отчего-то облаченный в древнегреческую тогу.
– О, Зевс пожаловал! Стань здесь, я буду тебе морду бить.
Виктория хмуро подняла кувшин и отхлебнула большой глоток вина, не утруждая себя поисками чашки.
– За что? Я ведь предлагал тебе женское тело. И предупреждал, что ты поспешила с выбором. Но все еще можно переиграть. Подпиши бумаги и умри.
Умереть! Точно! Как она сама не догадалась? Это ведь так просто – умереть. Забыть, не помнить, не думать. Может, броситься на меч, как римские гладиаторы? А где меч? Виктория обвела рассеянным взглядом комнату. Где-то был, она точно помнит, что меч валялся под ногами, и она отшвырнула его куда-то в сторону. Но разве в этом бардаке найдешь! Слуги совершенно распустились. На конюшню всех! Выпороть! О! У нее есть пояс. Красивый и крепкий, можно повеситься. Только к чему его привязать? Виктория поднялась на ноги и, шатаясь, подошла к двери. Открыла ее, увидела сидящего у стены Иверта и со злостью захлопнула дверь. А вот фигу! Она показала двери кукиш. Не дождешься!
– Правильно, – сказал Ирий и превратился в Вадия. – Давай лучше выпьем. А почему ты ему не сказала, что любишь?
– Потому что я не такая! Не голубая, короче! Я просто хотела, чтобы меня любили. И все. И ничего больше. А он! – Конт перевернул кувшин, потряс им и разочарованно вздохнул. – А где этот гад, который обещал мне счастье? Где твой светлый брат?
– Без понятия.
– Вина! Еще!
Потом они с Вадием пели. Грустную песню о неразделенной любви. Потом Виктория вроде уснула. Ненадолго, а когда проснулась, вновь потребовала вина.
– Представляешь, он мне служанку предложил! Мне! А я отказалась, и теперь он, наверное, думает, что я этот… нетрадиционный? А я нормальный!.. Нормальная!.. И я это сейчас докажу! Вина и девку!
– Ну что, буянит? – Рэй приоткрыл дверь и заглянул в щель. – С кем он разговаривает? В комнате никого нет.
Иверт безразлично пожал плечами.
– Он на стене рожу нарисовал углем, с нею и разговаривает. Вторые сутки пьет и ничего не ест, мало ли, что ему чудится. Потребовал девку, а когда она пришла, заставил ее раздеться и выгнал. А после, – игуш тихонько рассмеялся, – выглянул и обиженно заявил мне, что девка волосатая, а он терпеть не может волосатых баб.
– Он от пыток еще не отошел, а тут опять голодает. И повязка вся в крови, – с болью в голосе произнес Рэй. – Может, как заснет, попробуем его связать?
Иверт только хмыкнул в ответ на это предложение.
– Ну да, глупость сказал, – со вздохом согласился Рэй. – Но что-то надо делать, пока он не начал духов голыми руками ловить.
Иверт плавно поднялся и кивнул на дверь.
– Теперь ты карауль, Молчун. Я знаю, что надо делать.
– Вина!
Сколько времени она пьет? И зачем? А! Потому что ее никто не любит и не жалеет. Она всем нужна лишь для того, чтобы… чтобы… Не нужна она никому! Никто даже не пришел узнать, как она! А может, она уже того… повесилась или умерла с голода. Где-то были пирожки… Какая гадость!
От мыслей о еде желудок свели спазмы, и Виктория едва успела добраться до угла комнаты, где слуга поставил ведро. Как мерзко во рту. Надо запить.
– Вина!
Почему никто не принес вина? Где Иверт? Где этот предатель? Виктория распахнула дверь, но вместо Иверта увидела сидящего на стуле Рэя. Рядом с ним на полу стояли кувшины с вином.
– О! Рэй! Приказываю переименовать замок! Теперь он будет называться «Осколки моего сердца»! Выполнять! – с этими словами конт схватил кувшин и, шатаясь, исчез в комнате.
Стук в дверь застал Алана сидящим на обломках кровати и тупо смотрящим в окно. Ночь. Кто-то стучит. Дятел. Или белочка? Маленькая белочка вместе с песцом. Они пришли спеть конту колыбельную. Не дождавшись разрешения, в комнату вошла девушка с подсвечником в руках. Она, осторожно перешагивая через обломки мебели, прошла к окну, поставила на подоконник подсвечник и, мягко ступая по усыпанному мусором и соломой полу, приблизилась к Алану. Тот поднял на нее глаза.
– Зира, – грустно улыбнулся конт. – Меня никто не любит.
Девушка присела рядом, взяла конта за руку и, положив голову ему на плечо, тихонько что-то сказала. Ее тонкие пальчики гладили руку Алана, она что-то говорила, и исстрадавшаяся по ласке душа оттаивала от звуков ее голоса.
Алану вдруг стало стыдно за грязные штаны, окровавленный и оцарапанный голый торс, за лохматые нечесаные волосы, за щетину и синяки, за свою несдержанность и слабость. Он хотел крикнуть, чтобы позвать слуг, но побоялся спугнуть мгновенную нежность, образовавшуюся между ними.
Мужчина прижал к щеке девичью ладонь и заговорил, повторяясь и заикаясь, путая русские слова с местными.
– Зира, оказывается, мне тебя не хватало. Знаешь, я ведь не пьяница. Просто мне стало так тоскливо. Я испытал столько боли, а меня никто даже не пожалел. Никто не прижал к себе, никто не погладил, не обнял. Я ведь не прошу многого, только немножко ласки и нежности. Раньше меня жалела Нанни, а теперь ее убили. – Алан пьяно шмыгнул носом, сглотнул слезы. – А больше никто меня не жалел, – повторил он. – Ты знаешь, я ведь не мужчина. Я женщина, просто боги меня запихнули в это тело. И я влюбилась в твоего брата, а он… он меня не любит. Совсем не любит. Я знала, что так будет, и не надеялась. А может, и надеялась. Ведь мы все нуждаемся в том, чтобы нас любили. Просто так, за то, что мы есть. Правда? Жаль, что ты не можешь мне ответить. Мне кажется, что ты бы поняла и приняла меня.
Зира обняла конта и осторожно поцеловала в глаза, потом в лоб, щеки и губы. Он умиротворенно вздохнул и опустил голову ей на колени. Девушка гладила черные спутанные волосы, а Алан продолжал:
– Ты не представляешь, как тяжело притворяться тем, кем ты не являешься. Как сложно быть мужчиной, когда у тебя женская душа.
– Предки иногда шутят, путая тела, – тихо произнесла Зира. – Но ты – Алан Валлид, еще больше мужчина, чем мой отец. Просто ты немножко не такой, как все.
Конт резко сел и сразу почувствовал головокружение и тошноту.
– Ты разговариваешь на языке равнин?
– Конечно, – улыбнулась Зира. – Язык врага нужно знать.
– Но почему ты не сказала мне об этом в прошлый раз?
– А разве ты хотел со мной говорить? Сегодня ты захотел, и я разговариваю с тобой.
Ой, ой! Что же ты наговорил, пьяный конт Валлид?
– Не волнуйся, я не поняла половины сказанных тобой слов, – тихо рассмеялась Зира. – Ты очень загадочный, Бешеный Алан. – Она провела кончиками пальцев по губам мужчины.
– Пусть это будет наш с тобой секрет, – прошептал Алан, целуя нежные пальчики.
Последнее, что он запомнил, это склонившееся над ним лицо Зиры и ее тихий шепот:
– Спи спокойно, я буду охранять твой сон до утра.
А утром девушки в комнате не оказалось, и лишь серебряный кулон в виде маленькой бегущей ласки на витой нити говорил о том, что Зира конту не привиделась. Он надел кулон на шею и распахнул дверь. Хватит предаваться жалости к себе, пора заняться делами.