Слишком поздно Бериас понял, что тронный зал стал для них западнёй - демоны густо расплодились в тенях и дождавшись, когда уцелевшие рыцари вольются внутрь, обрушились на них со всей яростью. Возглавляло их ужасное отродье, чья бесформенная голова проросла прямо через золотую корону.
Побоище в городе продолжалось до рассвета. Лишённые руководства разрозненные отряды гвардии отчаянно на пределе сил отбивались от лезущих из каждой двери демонов и бегущих подразделений крестоносцев. Лишь их факелы освещали покинутые горожанами улицы. Но и они тухли один за другим, позволяя тьме отвоёвывать новые пространства. Первые лучи солнца осветили ужасное запустение, в которое превратились некогда прекрасные проспекты города. Кровавые реки смердели, высыхая на черных камнях. Шум ветра единственный прерывал покой мертвецов. Казалось, никто не пережил эту ночь и город навеки опустел, став огромной могилой для сотен тысяч несчастных. Но новые звуки начали наполнять пустынные улицы. Постепенно, двери домов стали приоткрываться одна за другой, в окна выглядывали испуганные лица, из переулков стали выходить группы измождённых и израненных стражников. Выжившие осматривали царившее вокруг опустошение не в силах понять - всё закончилось? Кто победил? Что дальше?
Люди собирались на главной площади у королевского замка в ожидании, когда монарх донесёт до них своё слово. Но вместо короля или его сына, к толпе вышел, хромая, изрядно помятый военачальник, обладатель самых роскошных усов королевства. Несмотря на страдания от множества ран и печать смертельной усталости - он каким-то образом находил в себе силы демонстрировать железную выправку и характер.
- Горожане, братья по оружию. Мы победили! Эта победа далась нам огромной ценой, которую ещё только предстоит осмыслить и принять. Но нам уже достоверно известно, что любимый наш монарх, король Эрик Мудрейший, погиб. Судьба наследного принца до сих пор не ясна, я могу лишь надеяться, что он пережил эту ночь и сможет принять престол отца дабы восстановить его королевство до прежних высот величия. Мы же сейчас безотлагательно должны предать земле всех павших, дабы не омрачить день великой победы вспышкой чумы. Затем мы все сможем оплакать потери и порадоваться спасению. Это была страшная ночь, но враг отступил. Наша воля и несгибаемое свободолюбие сломили его и остатки захватчиков схлынули туда, откуда пришли. Могучие силы, мечтавшие поработить наш народ были изгнаны, как и во все прежние времена. Наше царство, стоявшее десять тысяч лет - будет стоять и дальше.
Маленькая сгорбленная фигура в ритуальных одеждах медленно брела по просторному каменному залу, своды которого терялись где-то далеко в сумраке. Резные витражи из цветного стекла впускали первые лучи рождающегося из-за горизонта дня. Скучающая стража в латном облачении переминалась с ноги на ногу, позвякивая металлом и совершенно не придавая никакого значения приближающейся к трону фигуре. Экклесиарх - доверенное лицо короля, имел особый статус советника, дающий ему право свободно тревожить монарха в любое время. Сутулый старик не торопился, волоча свои церемониальные одеяния по ковру он тяжело дышал. Король же, как обычно, с любопытством наблюдал за старым приятелем, в уме прикидывая - насколько медленнее, чем в прошлый раз, тот будет добираться до трона. Он всегда выбирает раннее время, когда в зале никого, кроме короля и стражи больше нет. Эрик ценил церковнослужителя как мудрого друга, но никогда не принимал его веры. В этом царстве у людей всегда было право выбора, во что им верить и большинство подданных следовали за монархом, предпочитая верить в свои силы, в твердыню их города, стоящего десять тысяч лет непобеждённым. Ни человеком, ни болезнью. Но были среди его подданных и верующие в Бога, контакт с которыми королю очень удобно было держать через церковь. Так зачем он сегодня пришёл? Он никогда не приходит просто поговорить: либо Эрик сам посылает за ним, когда нужен совет, либо тот является с просьбой.
Старик тем временем доковылял-таки до основания трона и согнулся ещё сильнее в поклоне. Не поднимая головы он, соблюдая все формальности, поприветствовал своего короля:
- Ваше величество, доброго вам здравия и долгая лета. Прошу, примите своего смиренного подданного, слугу Божьего и наставника Его церкви в твоём благочестивом царствии.
Эрик приосанился на просторном троне и величаво ответил гостю:
- Поднимись же и говори, добрый друг. Я открыт для беседы.
Эта процедура тяготила монарха, который воспринимал своих подданных не как раболепных слуг, а как детей, для которых он и отец, и пример. Но не ему ломать древние порядки, на которых стоят поколения предков и сама твердыня.
Экклесиарх не поднял лица, что удивило и насторожило Эрика. Дело явно имело какой-то скверный контекст и церковнослужитель готовился к тяжелому разговору с монархом, а не другом. Затянувшаяся пауза нервировала, но раз уж старик решил играть в этикет, то монарху не пристало первым нарушать тишину. Наконец, бледные растрескавшиеся губы зашевелились, заискивающе шепча положенные по традиции слова обращения к государю:
- Ваше величество. На Земле нет человека более достойного, чем Вы, чтобы править смертными. Я служу при Вас всю свою жизнь и никогда в мыслях не имел порока сомнения в Вашем праве. Уча слову Божьему я всегда подчёркивал, что Ваша власть - от Бога. Неоспоримая и благостная. Царствие Ваше стоит тысячи лет, тысячи лет простой люд и благородный чтут Ваш престол.
Старик тяжело дышал и взял паузу, собраться с силами для следующей тирады. Король же сосредоточенно сверлил взглядом церемониальную шапочку из расшитого золотом бордового бархата. Очень ему не нравился тон церковника, слишком много говорящего о верности во вступлении. Наконец экклесиарх поднял взор на своего правителя. Подёрнутые дымкой катаракты глаза решительно смотрели в лицо Эрика. Он продолжил:
- Но сколь бы ни была велика Ваша власть на Земле - на Небе правит Господь!
Раздражённый этим бессмысленным сотрясанием воздуха король грубо прервал завывания забывшегося в религиозном экстазе церковника:
- Пусть правит и небом, и звёздами, и Чёрной Бездной долины Пепла. Мне нет до того дела. Быстрее сворачивай свою проповедь и переходи к сути визита - у меня сегодня много дел, как и всегда у того, кто отвечает за сотни тысяч душ.
Экклесиарх продолжил лить свою песню и буравить монарха взглядом:
- И право Его выше права любого смертного, даже такого великого, как Вы, мой король. Сегодня он пришёл забрать в своё царство души живущих в сей твердыне, что не покорилась ни единому смертному, так как всегда была обещана Ему. И этот день настал - Божье воинство на закате станет под стенами Вашего королевства. Станет в ожидании, когда Вы отопрёте ворота и впустите Его в сердце своя, склонив колено пред светом Его.