ПОБЕДА ВИКТОРИИ
"Классная все-таки штука жизнь", - думала Виктория Викторовна, лежа на больничной каталке, которую толкали две девушки в белых халатах. Ее привезли в операционную, переложили на стол, и Виктория Викторовна увидела на соседнем столе свою девятнадцатилетнюю внучку Вику.
- Викуля, привет, - бодро сказала бабушка, хотя в душе очень волновалась за единственную дочь своего единственного сына.
Вика лежала под белой простыней и смотрела в потолок. На голос бабушки она повернула голову и тоскливо посмотрела ей в глаза.
- Ну, чего нос повесила? Я же не боюсь, - бабушка призвала весь свой оптимизм.
- Ты никогда ничего не боишься, - даже не прошептала, а прошелестела Вика.
- А чего нам бояться? Пусть нас бояться! Правильно я говорю? - обратилась Виктория Викторовна к вошедшему хирургу.
- Вижу, настроение боевое, - улыбнулся врач. - Это хорошо. А что же младшее поколение?
Вика болезненно скривила губы.
- О, началось, - почти зло сказала бабушка, - раскисла и потекла. Доктор, давайте уже скорее. Раньше начнем - раньше закончим, а то эта клуша сама себя изведет.
Все было готово к операции по пересадке почки. Врач скомандовал ассистентам дать пациенткам наркоз.
- Пока, Викуля, спокойного сна. После тихого часа увидимся, - голова закружилась, и Виктория Викторовна полетела куда-то.
Да нет, не куда-то, а в свой старый двор, где она прожила все детство. А родилась Виктория Викторовна девятого мая тысяча девятьсот сорок пятого года. И фамилия у нее была Победоносцева, и папу завали Виктор. Имя Виктория само пристало к девочке. Она родилась под залпы салюта Победы и общее ликование всей страны, даже всей Европы. Всех девочек, родившихся в этот день в центральном роддоме города, мамы назвали Викториями.
Родители Виты были тихими и спокойными людьми. Папа - музыкант симфонического оркестра - страдал близорукостью и потому не воевал, а мама работала костюмером в театре. За двадцать лет счастливой супружеской жизни они смирились со своей бездетностью, поэтому мама в сорок три года даже не заподозрила, что беременна. Она подумала, что у нее начался климакс, но когда этот климакс зашевелился, мама в ужасе обратилась к врачу. Она решила, что у нее опухоль, которая увеличивается и передвигается внутри. Но диагноз был однозначный: беременность восемнадцать-двадцать недель. Вот так двое немолодых людей, сами того не ожидая, стали родителями.
Папа и мама даже в молодости были внешне людьми некрасивыми. У него был нос картошкой, большие губы, тяжелый подбородок. У нее - водянистые глаза навыкате, узкий лоб, торчащие уши. Но у них была красавица-дочка! Вита соединила в себе все лучшее из родительских черт: высокий чистый лоб, маленькие уши и прекрасные миндалевидные глаза отца, нежный овал лица, тонкий нос и пухлые влажные губы матери. Девочка была красива с детства.
- Смотрите, Анна Петровна, какая куколка у вас получилась, - говорили маме соседки. - Вот будет головы мужикам кружить!
Вита росла очень шумным и непоседливым ребенком. За все годы, прожитые в большом многоквартирном доме, родители ни с кем ни разу не поругались, никто о них слова плохого не сказал, но по мере того, как Вита подрастала, врагов у Победоносцевых становилось все больше. При звонке в дверь мама хваталась за сердце: она была уверена, что это кто-то из соседей пришел жаловаться на ее обожаемую, самую лучшую, но самую непослушную девочку.
- Ну, зачем ты Олечке Николаевой высыпала песок на платье? - спрашивала мама Виту.
- А пусть не будет такой паинькой! А то сидит на скамеечке вся такая беленькая, пушистенькая, а мы в коней на водопое играем. Юрка - мужик, а Игорек, Петька и я - кони. Юрка гонит нас на водопой, а мы же кони, мы дороги не разбираем и прямо по лужам скачем мимо скамейки. А эта Олечка Николаева: "Что вы тут пыль да грязь подняли? У меня платье белое". А я ей говорю: "А ты не сиди у дороги, где кони скачут, в белом платье". А она мне говорит: "Ты же девочка, что же ты с мальчишками водишься? Вся лохматая, пыльная. Даже смотреть неприятно". Ну, я зачерпнула песка с грязючкой из лужи - и ей на платье. "Теперь и на тебя смотреть неприятно", - говорю ей. Разве так гуляют дети: в нарядном платье на скамейке?
Мама вздыхала, пыталась объяснять Вите, как должны вести себя девочки. Дочка молча слушала, но делала по-своему. Однажды мама вешала во дворе белье и вдруг услышала крики соседок. По двору неслась Вита - мама узнала ее по платью и замазанным зеленкой коленкам - на голову у нее был надет арбуз с вырезами для глаз, носа и рта, а по платью, рукам и ногам тек арбузный сок. Ватага мальчишек бежала за Витой. Мама тоже побежала, она поймала свое непутевое дитя и за руку потащила домой. Оказалось, что мальчик Вася, старший ребенок многодетной семьи, жившей в их дворе, вынес на улицу арбуз и ложки, и все его братья и сестры дружно заработали ими. Когда мякоть арбуза съели, Вася предложил сделать пугало. Он учился в пятом классе, поэтому у него была линейка и перочинный нож, которым он умел пользоваться. Вита вызвалась быть пугалом. Вася вымерял, где в арбузной корке сделать отверстия, и соорудил маску из природного материала.
В младшей школе Вите на детских утренниках предлагали роли Снегурочки, Мальвины, Красной Шапочки, но она всегда отказывалась. Ей нравились совсем другие образы - ведьмы, Бабы Яги, юных разведчиц, партизанок. В четвертом классе в одной инсценировке Вита сыграла девочку-негритянку. Когда мальчик, ученик восьмого класса, игравший колонизатора, замахнулся на нее плеткой, так было по сценарию, Вита вырвала у него плеть из рук и с криком: "Свободу детям Африки" начала хлестать увертывающегося от ее ударов старшеклассника под громкие аплодисменты зала.
Иногда мама говорила:
- Боже мой, что же из тебя вырастет?
Вита тут же отвечала:
- Бога нет, а когда начнется война, я пойду в разведчицы, в самый тыл к фашистам. Я буду с ними бороться.