Эгар обычно таскался следом за Гилом, просто чтобы не пропустить какую-нибудь заварушку.
Однажды серым утром, направляясь к могиле с талисманами, в которой, как оказалось, не было ничего, кроме скелета весьма уродливой овцы, Рингил остановился и оглянулся с вершины невысокого холма, щурясь от дождя. Вся потрепанная свита растянулась по тропе позади него, словно компания уцелевших после кораблекрушения. Он с досадой признался, что не видел такого бардака с той поры, как одиннадцать лет назад возглавлял отступление экспедиционного корпуса к Виселичному Пролому.
«Чуток сурово – таково было взвешенное мнение Эгара. – Я имею в виду экспедиционный корпус. Армия, как ни крути. Можешь себе представить, как ведешь эту банду в бой и на прорыв? Повезет, если они не вцепятся друг другу в глотки еще до полудня».
«Заткнись, – устало сказал ему Рингил. – Просто… заткнись».
Они шли. Они копали. Ничего не находили и возвращались, и почти все время шел дождь.
Однако, к явному разочарованию Драконьей Погибели, заварушки так и не случилось.
Вместо этого вереница зевак и надсмотрщиков, следующих по пятам за Гилом, начала медленно улетучиваться перед лицом повторяющихся неудач и ужасной погоды. Каждый нашел для себя занятие поинтереснее. Арчет удалилась в мрачное затворничество на борту «Дочери орлана», и время от времени по всей гавани слышали доносящиеся оттуда оскорбления на великом кирском языке, адресованные Анашаралу. Ньянар вернулся в свою каюту на борту «Гибели дракона», занялся бесконечным ремонтом мелких повреждений корабля, о чем с чувством собственной важности писал в судовом журнале. Что касается происходящего на берегу, то Илмар Каптал поселился в гостинице в переулке Полета Чайки и попросил у Ракана нескольких гвардейцев, чтобы те стерегли его двери. Шенданак и Танд шествовали по улицам Орнли, окруженные своими охранниками, бросая злобные взгляды на местных жителей и друг на друга, когда их пути пересекались. Отчаянно желая пригасить пламя, Хальд и Ракан обычно оставались в городе с большей частью своих подчиненных, выдумывали им множество занятий, устраивали изнурительные тренировки – делали все возможное, чтобы избавиться от закипающего ощущения скуки и разочарования.
Эгар свел знакомство с местными шлюхами.
А Махмаль Шанта сидел в своей каюте на борту флагманского корабля «Гордость Ихельтета», отчаянно кашлял, сплевывал мокроту, пил горячие травяные настойки и корпел над картами, делая вид, что не планирует их возвращение домой с пустыми руками.
Поиски продолжались, и Рингил с морпехами, которыми время от времени командовал сам Хальд, снова и снова отправлялись копать. Таков был негласный уговор: Гил всегда оставался на передовой. Он владел заклинаниями и клинком из чужеродной стали; если бы Иллракский Подменыш выскочил из очередной могилы в воинственном настроении, только Рингил Эскиат мог с ним справиться. Когда наиболее многообещающие обрывки легенд и слухов о местах вблизи от города закончились, Ньянару и «Гибели дракона» поручили возить их к тем местам, где на побережье находились – предположительно – интересующие экспедицию могилы. В общем, они теперь постоянно мотались туда-сюда на корабле.
Подкрадывалось ощущение, что они хватаются за соломинку. Просто повторяют бессмысленную последовательность действий. Терпение никогда не было сильной стороной Гила, а теперь от него и вовсе ничего не осталось. Нестерпимое желание кого-нибудь прикончить преследовало его днем и ночью. Чего бы он только не отдал за то, чтобы из сырой земли и травы прямо перед ним, прямо сейчас вынырнул Подменыш с мечом в руке и горящими немертвыми глазами.
Он бы скосил ублюдка как ячмень.
Овечья тропа неторопливо петляла по склону холма, и череда узких поворотов постепенно приближала их к долине. Кое-где из вереска торчали руины разрушенных маленьких ферм: дымоходы и обвалившиеся каменные стены напоминали останки лодок, утонувших на мелководье. Грязные овцы паслись на склоне, держась в отдалении, терпеливо жуя и наблюдая, как отряд идет мимо. Одна или две из тех, что были ближе, неуклюже поспешили убраться в сторону от тропы, как будто их заранее предупредили о настроении Гила.
«Я выкину гребаного Кормчего за борт, когда мы вернемся. Утоплю его в проливе Орнли без троса и пусть гниет на дне.
Если Арчет меня не опередит.
Я его…»
Он резко остановился, из-за бурлящего внутри гнева с опозданием сообразив, что дорогу преграждает какое-то существо. Отпрянул на пару дюймов.
Позади смолкла болтовня морпехов.
На тропе стоял баран. Большой, почти вдвое больше овец, которых они видели раньше, и старый, с рогами толстыми, как кулаки, изогнутыми дважды и с торчащими книзу острыми концами. Шерсть у него была грязная, желтовато-белая, свалявшаяся на широкой, словно у мула, спине. Он был сильно выше талии Рингила и таращился на него глазами, чьи зрачки выглядели щелями, ведущими в пустоту. Он вздернул челюсть, глядя на человека, и как будто улыбался, думая о чем-то забавном.
Рингил резко шагнул вперед. Вскинул руки, развел ими в стороны и внезапно подумал, что выглядит совсем как одна из тех ведьм-шарлатанок, что несут белиберду про магию на рынке Стров.
Баран остался на месте.
– Я не в настроении с тобой цацкаться, – рявкнул Гил. – А ну вали отсюда.
Тишина. Пара нервных смешков со стороны морпехов.
На миг все словно застыло, а потом баран сделал шаг в сторону и мотнул головой, как бы говоря: «Глянь-ка вон туда», после чего неторопливо направился к одной из разрушенных ферм.
Рингил бросил беглый взгляд на мокрый от дождя склон, и…
Трепет черного плаща, слабый взблеск синего пламени в движении.
Темная фигура шла по гребню холма, опустив голову, словно наблюдая за ним.
Он моргнул. Замер не шевелясь, пытаясь убедиться, что ему не показалось. Это был лишь призрак на самом краю поля зрения.
И он очень быстро исчез.
«Ох, да хватит уже».
Он обернулся и увидел барана, стоящего у стены развалин. Казалось, животное все еще наблюдает за ним.
– Мой господин?
Рядом с ним стоял Шахн, бдительно сохраняя бесстрастное лицо. Рингил посмотрел на мужчин, которые в основном прятали нервные ухмылки, щурились на небо и старались выглядеть серьезными. Он их не винил и уже собрался выкинуть происшествие из головы, как вдруг заметил проводников-хиронцев. Они стояли в стороне, поодаль от тропы, и поспешно отвели глаза, как только он посмотрел в их сторону. Несколько мгновений он смотрел на них, но островитяне упорно отказывались встретиться с ним взглядом. Однако он заметил, как один из них невольно посмотрел на развалины и барана.
Рингил проследил за его взглядом. Почувствовал, как участился пульс.
Икинри’ска проснулась в нем, словно сонная гончая у камина при звуке задвижки.
– Сержант, – сказал он с отстраненным спокойствием. – Отведите людей к лодкам, хорошо?
– Да, мой господин.
– Ждите меня там. Скажите командиру Хальду и капитану, что я ненадолго.
– Слушаюсь, мой господин.
Рингил уже шел к развалинам. Он едва расслышал ответ, едва заметил морских пехотинцев, которые построились, следуя отрывистому приказу Шахна, и быстро зашагали прочь. Он сошел с тропинки, оказался по колено в мокром от дождя вереске, и ему пришлось продираться сквозь заросли, чтобы продвинуться вперед. Впереди баран, явно удовлетворенный, снова вскинул голову и рысью побежал через пролом в стене, который когда-то мог быть дверью.
Небо над головой потемнело от собирающихся туч. Казалось, ветер усиливается.
Он добрался до развалин и заглянул за стену, которая едва доходила ему до пояса. Барана нигде не было видно. Рингил прошелся вдоль стены, огляделся, проверяя, всё ли в порядке. Пол зарос травой по колено, тут и там валялись выпавшие из стен камни, гнилые обломки досок – останки того, что когда-то, возможно, было мебелью. Каменная кладка в одном конце стены почернела на том месте, где раньше стоял очаг с дымоходом.