Хотвайер смотрел на нее спокойно, без улыбки. Ему и в голову не могло прийти, что улыбка помогает скрыть внутренний дискомфорт. Он не нуждался в средствах вспоможения. Он был великолепен в своей самодостаточности. Прекрасен, как отдыхающий лев. Он был само средоточие силы и мощи и в сознании собственной силы и мощи, спокойной уверенности в себе.
– Я не привык к тому, чтобы женщины отмахивались от моих комплиментов, – нахмурившись, сказал он.
Клер не могла с достаточной достоверностью определить по его глазам, на самом ли деле она его рассердила, или он просто ее дразнит.
– Мне искренне жаль. Хотвайер покачал головой.
– Извинением тут не поможешь. Ты задела мое достоинство. У нас на юге к этому относятся серьезно.
Клер засмеялась, она все еще не могла понять по его лицу, что у него на уме. Или это его близость так губительно сказывалась на ее интеллекте?
– А что ты ожидал от меня услышать?
– Ничего.
Он молчал и просто стоял рядом, но при этом, казалось, заполнял собой больше пространства, чем это было физически возможно даже при его шести футах и нескольким дюймах роста.
Рука его покоилась на ее шее, и большой палец словно невзначай поглаживал ямку, в которой все быстрее и отчетливее бился пульс. Клер начала было сомневаться в том, что «отдыхающий лев» – это про него. Расслабленности в его позе больше не наблюдалось. Клер почувствовала, что он весь сгруппировался, словно хищник перед решающим прыжком. Аналогия со сценой охоты подкреплялась еще и тем, что Клер, как та несчастная антилопа в саванне, уже сознавала свою обреченность. Говоря о физических реакциях, Клер словно разучилась двигаться. Сейчас она едва ли могла хоть пальцем шевельнуть.
Медальон, согретый теплом его руки, жег кожу.
– Спасибо, – выпалила она. Хотвайер приподнял бровь.
– За комплимент?
Клер покачала головой и поняла, что, возможно, совершила ошибку. Голубые глаза хищника прищурились.
– Тогда за что?
– За то, что ты нашел мой медальон и вернул его мне. Я знаю, что это всего лишь медальон, но он для меня много значит. – Это был ее талисман, напоминание о том, что она не должна повторять судьбу матери, что у нее в роду были женщины, которыми можно и нужно гордиться. Бабушка Фанни, например.
– Джози сказала, что он принадлежал твоей матери.
– Он принадлежал Норен, а до нее – моей бабушке.
– Должно быть, ты сильно ее любила.
– Да, я любила ее. Она умерла, когда мне было восемь, и я ее никогда не забуду. Она была замечательная женщина. – Не то что ее дочь.
– Кто такая Норен?
– Моя мать.
– Она умерла?
– Да.
– Сочувствую.
– Спасибо. – Клер не любила говорить об этой стороне своей жизни. Воспоминания были слишком болезненными, а боль делает человека уязвимым. Клер давно догадалась об этой взаимосвязи и вела себя как боксер – не подставляйся и останешься цел. Теперь, как ей казалось, она мастерски научилась защищаться. – Джозетта сказала, что ты закончил установку системы охраны в доме.
– Верно.
Клер попыталась увеличить расстояние между ними, отступила на шаг, но он сделал шаг вперед вместе с ней, продолжая как бы невзначай ласкать ее шею. Она с трудом удерживала нить разговора.
– Не понимаю, зачем ей охранная сигнализация в доме, где она больше не собирается жить?
– Ты живешь там, а женщина, которая живет одна, нуждается в надежной охране.
Знал бы он, в каких местах ей приходилось жить, тогда бы он понял, что замок на двери в доме, расположенном в приличном районе, – это та роскошь, о которой в иные времена она могла только мечтать.
– Джозетта тоже жила одна, пока я к ней не переехала.
– Она – солдат и умеет дать отпор непрошеным гостям.
– Я тоже не так уж беспомощна.