– Ну да, тут не поспоришь.
Одноглазый частенько мухлевал. В простой игре, вроде тонка, это сложно, но ему не мешало. Такой уж он человек.
– Везет в картах, не везет в любви, – сказал он непонятно к чему.
– Я бы на твоем месте нанял телохранителей. Женщины двери будут вышибать, лишь бы до тебя добраться.
Гоблиновы шпильки обычно выводили Одноглазого из себя. Мы насторожились, но Одноглазый только ухмыльнулся и сказал Маслу:
– Сдавай, неудачник. И пусть твоя рука будет так же добра ко мне, как и рука Эльмо!
Гоблин отпустил шуточку о том, что госпожа Рука – единственная дама, с которой Одноглазый имел успех. Одноглазый по-прежнему не обращал на него внимания.
Я даже забеспокоился.
Масло сдал так, что лучше не стало.
– Вы замечали, что мы, где бы ни оказались, встречаем странные обычаи? – спросил Одноглазый.
Эльмо буравил свои карты взглядом и кряхтел. Масло по-всякому перебирал доставшуюся ему пятерку, значит рука у него настолько плоха, что для него самого от нее нет проку. Одноглазый даже не пискнул – все лыбился. Вот-вот должно было свершиться доселе невиданное: две его победы подряд.
Все повернулись к Гоблину. Тот произнес:
– Масло сдавал.
– Да он карты зачаровал! – прокомментировал кто-то из зрителей.
Одноглазый пропустил реплику мимо ушей:
– А самый странный обычай таков: потеряв невинность, девушка обязана удалять все волосы на теле.
– Большего бреда не слышал! – буркнул Масло. – Мы здесь три месяца, а я еще ни одной бритой бабы не встречал!
Все замерли, в том числе сгребавший выигрыш Одноглазый.
– Чего вылупились? – спросил Масло.
Этот человек снова и снова нас удивлял. Остальные время от времени тратили монетку, чтобы покувыркаться с профессиональной ублажительницей. Обычно такие дела не обсуждались, но я мог подтвердить, что ни у одной местной женщины не видел ни волоска ниже шеи.
– Вот те на! – воскликнул Эльмо. – А я-то думал, что это только мне везет на бритых.
– Я думал, они бреются, чтобы вошек не подцепить, – сказал я.
– Не-а. Это у них религия такая чудна́я.
– Катахрезис, – пробормотал Гоблин.
Одноглазый помрачнел.
Жабья морда Гоблина расплылась в ухмылке.
– Да я не про тебя, заморыш. Ты-то у нас просто хрезис. Катахрезис – это не ругательство, а сочетание противоречивых понятий. Вот как «чудна́я религия», например.
– Ребята, вы мою удачу сглазить пытаетесь?
– Ишь ты, догадался! – ответил Эльмо. – Разговоры о женских кисках всегда срабатывают. Давай-ка расскажи еще об этих бритых лобках.
Одноглазый собрал деньги. Несмотря на выигрыш, он приуныл. Такую классную тему нам подкинул – недели можно потратить на ее изучение, – и никто на это не повелся.
Я перемешал колоду и принялся сдавать. С каждой взятой картой Одноглазый мрачнел все пуще. Последняя его добила.
– Черт бы тебя побрал, Костоправ! Сукин сын! Говнюк!
Эльмо с Маслом сидели молча, не понимая, в чем дело. Гоблин попискивал от восторга, как воробей в брачный период.
Одноглазый раскрылся. У него была тройка треф, шестерка бубен, девятка червей и пиковый туз. Последней картой был валет мечей.
– Сколько раз ты жаловался, что у тебя и двух карт одной масти нет? На этот раз врать не придется, – сказал я.
До Эльмо и Масла дошло, и они расхохотались громче нас с Гоблином. Зрители тоже вдоволь посмеялись.
Тут в дверь просунулась голова Лейтенанта.
– Кто-нибудь видел Кеглю?
Прозвучало это недовольно, будто ему пришлось работать в выходной.
– Опять в загуле? – предположил Эльмо.
– Похоже. Сегодня его очередь кухарить, а он не явился. Повара уже готовы его на суп пустить.
– Попробую образумить дурака, – сказал Эльмо, несмотря на то что Кегля подчинялся не ему, а Краглеру.
– Спасибо, сержант.
Эльмо умел воспитывать разгильдяев.
– Парни, а что вы вообще здесь расселись? Темно, смрадно… Сходили бы воздухом подышать да на солнышке погреться, – предложил Лейтенант.
– Это наша естественная среда, сударь, – ответил я.
По правде говоря, никто попросту не додумался играть снаружи.
Собрав карты и пиво, мы высыпали на улицу и расселись там. Одноглазый раздал. Разговор о волосах жительниц Алоэ, а точнее, об их отсутствии пошел живее.
День выдался прекрасный: безоблачный, прохладный. Дул легкий, не способный помешать игре ветерок. Зрители тоже переместились на улицу. Одним было интересно просто смотреть, другие надеялись, что для них освободится место за игровым столом. Они присоединились к нашей дискуссии, которая становилась все более пошлой и в которой каждый стремился блеснуть осведомленностью.
– Сколько мы уже играем этой колодой? – спросил я между делом.
Отдельные карты уже до того истрепались, что распознавались по рубашке, но память то и дело меня подводила.
Все с интересом уставились на меня.
– Что-то сейчас будет, – предрек Одноглазый. – Выкладывай, Костоправ, а то у нас есть темы поважнее.
– Что, если эта колода достаточно стара, чтобы зажить собственной жизнью?
Одноглазый хотел было съерничать, но вдруг замер. Он всерьез задумался о такой возможности. Гоблин тоже. Бледный уродец воскликнул:
– Твою же мать! Костоправ, а ты умнее, чем кажешься. Карты обрели разум? Это многое объясняет.
Все уставились на Одноглазого и закивали в такт. Колдун заявил, что карты ненавидят его с незапамятных времен.
Но снова выиграл.
Три победы подряд – сущее безобразие. Следовало бы насторожиться, но вместо этого я снова сменил тему:
– Знаете, а ведь меня уже восемьдесят семь дней не пытались убить.
– Все еще впереди, – сказал Эльмо.
– Нет, правда. Только задумайтесь: на улице мы легкая мишень для кого угодно, но за нами даже не наблюдают. И никто из нас не озирается по сторонам и не жалуется на язвы.
Игра прекратилась. На меня уставились семнадцать глаз. Масло сказал:
– Костоправ, только попробуй сглазить, и я лично тебя придержу, когда кто-нибудь захочет сделать тебе вскрытие твоим же любимым ножом.
– Он прав, – возразил Гоблин. – Мы здесь уже три месяца, но ничего хуже пьяных драк не случалось.
Среди шестисот сорока бойцов Отряда нашлось несколько придурков, чьим любимым развлечением было надрать кому-нибудь зад по пьяни.
– Просто Госпожа по-прежнему сохнет по Костоправу, – предположил Одноглазый. – Вот и подыскала для него местечко побезопаснее. Нам с ним не тягаться. Следите за небом. Рано или поздно она самолично прилетит на ковре, чтобы перепихнуться со своим любимчиком.
– Костоправ, а как у нее с волосами?
Любимчик? Ну-ну. То-то мы целый год бросались следом за Шепот из одного кипящего котла в другой, ни дня не проводя без драки.
Любимчик? Разве что в том роде, когда на тебя взваливают все больше обязанностей, если ты, несмотря ни на что, справляешься с основными.
– Масло, как узнаю – тебе первому скажу.
Я не стал отпускать столь любимых другими вульгарных шуточек. Мой ответ заставил их подумать, что я по-прежнему питаю интерес к самой страшной женщине в мире. На самом же деле я опасался, что она нас подслушивает.
Парень по имени Причиндал сказал:
– К слову о волосах: я был бы не прочь поближе рассмотреть вон те.
Все обернулись и увидели на противоположной стороне улицы весьма красивую девушку. Ростовщик похвалил вкус Причиндала.
На вид девушке было не больше двадцати. Ее светло-рыжие волосы были острижены короче, чем у большинства местных женщин. Сзади они едва касались воротника, а с боков были чуть длиннее. Лоб закрывала челка. Я не обратил внимания на одежду девушки. Немудрено – красотка излучала такую чувственность, что до остального уже не было дела.
Внезапное внимание с нашей стороны напугало ее. Она попыталась смерить нас уничижительным взглядом, но не очень-то получилось. Ускорив шаг, девушка скрылась из виду.
Одноглазый взял карты: