Маленький худенький мальчик на кровати - в бреду, в забытьи, раскинув руки… и тихо стонет.
- Боги… ему не гадатель нужен, а врач.
- Все врачи отказались, ты же знаешь. Они говорят - не проживет и недели. Моя жена рыдает день и ночь.
Фламиний хмурится, качает головой.
- И что ты хочешь от меня?
- Предскажи ему судьбу! На много лет вперед.
- Что? Ты в своем уме? Какую судьбу… - он успевает прикусить язык, едва не сказав, что уже поздно. В глазах отца отчаянье и слезы.
- Нет, Фламиний! Я знаю, ты можешь, прошу тебя! Умоляю! Предскажи ему. Что угодно, предскажи. Но только, чтоб не сейчас! Пусть живет! И я отдам тебе все, что у меня есть. Он должен жить! Прошу тебя.
Гадатель склоняет голову на бок, пристально смотрит, задумчиво скребет подбородок… Может ли он?
- Я попробую, - говорит тихо, - но обещать не могу.
Возможно. Только это будет не легко.
Худое старческое лицо блестит от пота и подгибаются ноги, усталость давит на плечи. Не так-то легко человеку тягаться с вечностью. Осторожно, очень осторожно, продвигаясь на волос, наблюдая чем обернется. Кинуть кости так, чтоб они легли нужной стороной. Если тебя уличат в обмане - берегись! Судьба жестока. Один шанс из тысячи – легко ли углядеть, выхватить его у зазевавшихся парок? Не дать Морте щелкнуть ножницами…
Впрочем, кто сейчас верит в богов? Он не верит, все не так, он сам видел, как это бывает. Морты нет, как нет Децимы и Ноны.
- Ну что, Фламиний? Мой сын не умрет?
Его глаза все еще лихорадочно, почти безумно блестят. Он все еще там.
- Он погибнет в бою, - говорит тихо, облизав губы. - Не сейчас.
- Когда?
- Не скоро. Он будет легатом, и поведет войска в бой. Его проткнет вражеское копье.
- Мой сын? Легатом? Ты шутишь?
Гадатель качает головой, вытирает лоб. И вдруг весело ухмыляется.
- Выходит, ты сильно задолжал мне.
* * *
- Ну, как твои куры, гадатель? Проголодались? - я снова решил заглянуть к нему рассвете.
Он сидит около своих клеток, осунувшийся и злой, с запавшими глазами. Мои люди давно волками глядят на него, уже не стесняясь, вслух обвиняя во всех грехах. Как же, это из-за него мы не можем начать бой.
И кур у нас почти не осталось, все с голоду передохли.
- Будем пробовать снова? - обреченно спрашивает он.
Ему уже все равно. Я подхожу, сажусь рядом на корточки, разглядывая кур, просовываю сквозь прутья палец, глажу перышки. Куры недоверчиво смотрят на меня.
- Знаешь, я тут подумал… – говорю осторожно, - мы все время не правильно спрашивали. Говорили - смогу ли я победить. Надо не так. Надо - смогут ли мои воины победить в этой битве. Победит ли Рим. Не я. Давай попробуем, а?
- Я не понимаю…
Он качает головой. Да понимает он! Вот как раз сейчас все и понял, я по глазам вижу. Аж вздрогнул, напрягся. Гадатели – они вообще все понимают удивительно хорошо. Попробуем?
Говорят, когда я был совсем маленький и едва не умер, отец позвал гадателя, чтобы тот предсказал мою судьбу. И тот предсказал. На годы вперед. Я не знаю подробностей, не знаю, что он увидел там… Мне было-то два года, я не могу помнить. Мне не рассказывали.
Потом кто-то сказал мне, что я должен погибнуть в бою. Давно… теперь я даже не помню чьи это были слова, может так, пустая болтовня. Может нет.
Теперь пятнадцать лет непрерывных войн у меня за спиной, сотни битв… я устал ждать. Так может сейчас?
Не спрашивать – одержу ли победу я. Узнать – победит ли Рим.
Куры жадно клевали зерно.
Едва не давясь им, налетая, кудахтая, толкая друг дружку. Вокруг собралась толпа. Они наблюдали сначала молча, почти потрясенно, не веря, что это наконец свершилось. Потом начали осторожно смеяться, улюлюкать... Мы победим!
Я отвел гадателя в сторону - мне все же хотелось знать.
- А я?
Он долго смотрел мне в глаза, потом куда-то в небо, поверх моей головы.
- Ты сегодня умрешь, - сказал уверенно.
От чего-то стало легко и даже смешно, словно тяжелый груз свалился с плеч. Вот она - моя судьба. Спустя столько лет - настигла. Фламиний знал, он видел это.
- Знаешь, - сказал я, улыбаясь, - наверно, я должен быть благодарен твоим курам. Они подарили мне почти месяц жизни. Лишний месяц. Вырвали его у судьбы.
Мой гадатель поджал тонкие губы, теребя край плаща. Пожалуй, он сожалел...
А я повернулся к нему спиной.
- Выступаем! - заорал я во всю глотку. - Сегодня мы победим!