И поживее!
Через несколько минут он сам отнес бесчувственного старика в постель и послал за врачом, в ожидании которого уселся у изголовья больного, который явно все больше его интересовал.
Врач явился, налепил на грудь сенатору, который тем временем успел прийти в себя, ртутный пластырь и удалился, заверив, что больному немедленно станет лучше. Но ничего подобного не произошло, совсем напротив: казалось, старику, вцепившемуся в руку добровольного санитара, с каждой минутой становится хуже.
- Я задыхаюсь, - хрипел он. - Я сейчас совсем задохнусь! Ты так милосердно помог мне, неужели ты не можешь ничего для меня сделать?
Казанова колебался лишь мгновение. Припарка, сделанная лекарем, совершенно ему не нравилась. Ртуть должна была слишком большой тяжестью лечь на и без того стесненную грудь. Он сорвал пластырь, послал за оливковым маслом, сделал несколько легких втираний и, вспомнив одно из снадобий Серафины, велел приготовить отвар и сам напоил им сенатора.
Лекарство подействовало магическим образом. Брагадино, которому тотчас стало легче, прижал Казанову к сердцу, назвал своим сыном, а целителя, когда тот пришел узнать, помогло ли его лечение, выгнал вон из дома.
- Этот молодой скрипач понимает больше, чем все городские врачи, вместе взятые, - сказал он лекарю. - Отныне он всегда будет при мне.
Эта внезапно вспыхнувшая привязанность перешла всякие границы, когда юноша рассказал своему новому покровителю, что он весьма сведущ в магии и каббалистической науке.
- Мне известен, - признался Казанова, - некий числовой расчет, благодаря которому я могу, в ответ на записанный и превращенный в цифры вопрос, получить ответ, который также будет записан в виде цифр и в котором будет содержаться все, что я пожелаю узнать. Меня научил этому один отшельник.
Брагадино тотчас снова прижал его к сердцу, объявил, что усыновляет его, и представил двоим своим ближайшим друзьям, сенаторам Дандоло и Барбаро, тоже увлекавшимся магией. И все трое, с общего согласия, решили позаботиться о том, чтобы такой чудесный юноша отныне ни в чем не нуждался.
- Если хочешь стать моим сыном, - сказал ему Брагадино, - тебе надо всего лишь признать меня твоим отцом. Квартира для тебя готова. Вели перенести туда твои вещи. У тебя будет слуга, будет гондола и десять цехинов в месяц на всякие приятные шалости.
Райская жизнь, о которой Казанова еще совсем недавно не мог и мечтать!
***
Джакомо, не теряя ни минуты, бросился в самую гущу золотой венецианской молодежи. Его видели одетым как вельможа - в широком черном плаще, табарро, белой маске с птичьим клювом и треуголке с перьями - в самых шикарных игорных домах и в обществе самых знаменитых куртизанок. Он танцевал ночи напролет, пил как сапожник, ел соответственно, но эти пиршества нисколько не сказывались на его фигуре.
К несчастью, он, кроме того, очень усердно посещал магов-каббалистов, таившихся в своих логовах по всей Венеции, присутствовал на сеансах черной магии и занимался некромантией. И при этом, разумеется, не переставал коллекционировать победы и менял любовниц не реже, чем рубашки.
Между тем всем было известно, что в Венеции не стоит связываться с оккультными науками. Пасть каменного льва, служившего почтовым ящиком для тайных доносов, адресованных Совету Десяти, проглотила несколько ядовитых писем, брошенных туда, должно быть, покинутыми Казановой красотками. Страшная тайная полиция этого не менее, если не более, тайного трибунала начала работать, но, к счастью для Казановы, у сенатора Брагадино были длинные руки и немалые связи.