VII. ЭКЛОГА ЗИМНЯЯ
1
Белым-бело на свете,
в сребристом серебре
пространство, не заметить
прибытков в декабре
невзрачных, осторожных,
пройдя солнцеворот,
времен – гляди – не ложных
нечаемый приплод.
Единственно возможный
идет событий ход.
И как ему поддаться,
поверить, что ему
не надо и стараться,
чтоб эту кутерьму
снегов, метелей белых
сжить со свету, никто
не помогает делу
подспудной теплотой?
Претерпевает тело
небытия простой
урок.
2
Осенняя неурядица заметена снегами,
решения лучше не было,
хоть так, на немного времени,
поуспокоить, выспаться,
укрыть, чтоб никто не видел и
мало кто помнил дикую бывшую здесь разруху.
Заметено снегами – значит, почти что кончено,
насколько-то разрешилось,
новым видом безумья стало,
тихим, спокойным, – можно так
жить. И не надо таянья,
не надо никакой весны-красны.
3
Вымерзни, боль моя,
до конца, до донца –
так, чтоб при свете солнца
растаяло в прах, в плеск,
разметалось в легкий блеск
весенний.
Где тут города городили,
ледяные дворцы? –
А вот там, где сейчас лужицы,
там и были.
Всё зима в себя вобрала,
ничего не отдала,
выел мороз язвины до конца,
свел с чего неприличного и с лица –
нов, чист выхожу из малой смерти в большую жизнь.
4
Опизденев от этой сутолоки на пороге
нового года, сам кое-как поддавшись, –
нет бы лежать, сопеть, словно зверь в берлоге, –
я хожу зачарованный, растерявшись.
Предполагаю, и я бы мог по-людски, с бутылкой,
встречать смену дат, но за границей года
так же мне невозможно свое представить
существование, как в местах адского, райского обихода.
Я честнее прочих живу с убытком
времени дня:
светает поздно, а темнеет так, сука, рано,
что не успеваю выспаться на свету, и, что есть в кармане,
едва-едва хватит купить лампочку, чтобы закончить пытку.
Я готов.
Как быть может готова жертва –
я готов.
С оттенком легкого превосходства
смотрю на всяких живых, здоровых:
что им всем до свежего моего сиротства,
что им всем до дел моих, как ни крути – хуёвых.
Я готов.
Но чувствую – отпустило.
С неприличною радостью
иду покупаю елку.
5
А я, тогда писавший эти строки,
не думал, что получится, что мне
не сдвинут мало – вовсе снимут сроки –
ходи, гуляй, скучай, трезвей, пьяней.
6
В постылом белом свете,
печальная моя,
мы это утро встретим,
как утро бытия.
Все ново в новом годе,
с больною головой,
но радостные ходим
по нови снеговой.
Все то, что получилось
из смерти в декабре,
с плеч в снег, в лед, в мрак свалилось –
не дОлжно умереть,
не можно…
VIII. СИВКА-БУРКА
1
А как пришло отцу
время помирать,
то собрал отец
нас всех трех братьёв,
к одру смертному –
говорить, шептать,
звать к себе на гроб,
на могилу звать:
"Как помру, сынки,
так три ночи мне
одному лежать –
скука смертная.
Приходите вы
посидеть со мной,
почитать молитв,
рассказать вестей,
помянуть меня
стопкой, рюмочкой,
песнь пропеть спьяна
тихо, жалостно".
Мы – чего, сказались
ночами быть.
А как помер он,
так и жуть берёт,
продирает до
кости белой, нет
нам, живым, пути
по мертвЫм словам,
по навьИм путям,
с кровью теплою.
2
А мне, дураку, что на печи сидеть,
что умет твой мять, отче-батюшка;
а мне, дураку, посули калач –
я и рад идти хоть чего топтать;
а меня, дурака, и смерть неймет –
на людей пойду поглядеть, кто мертв,
от тебя послушать, как там в аду.
А я с печи, я шапку в охапку взял,
за себя ходил, за того-сего;
средний брат полуштоф дал –
пей, малой,
старший брат расщедрился –
сунул целый штоф.
А я пьян – дурак, а я и трезв – дурак.
Влево – на погост, вправо – путь в кабак,
да копейки нет, нет гроша со мной,
потому налево я, на погост,
перелез забор, мимо церкви – шасть.
Здорово, батя!
Здорово, меньшой!
3
Ох, тяжело, сынок,
землицу эту на себе держать,
ох, холодна!
Ты разведи костерок,
ноги мне погрей-отогрей,
сослужи службу.
А мы, мертвые, помним к себе добро,
не вся наша власть под землей внизу,
есть что и поверх, в живых, –
есть кого, дурачина, к тебе послать,
есть кому, детина, ответ за тебя держать.
Травку зажги,
крест сними –
и явится пред тобой
помощник, посланник мой.
4
Встань передо мною, конь сивый, бурый,
вещий, встань, каурый, как лист встань тощий
перед муравою-травой, как вкопан!
Ветер гривой шелковой пусть вихрь полощет,
ветер-сивер за скачущим пусть не успевает.
Сделай, конь, услугу, в ушко запрыгну,
из ушка вон выйду, был страхолюден –
стал хорош, пригож, был в гуньке кабацкой –
стал в шелках, мехах, ал сафьян сапожки.
Прыгни, конь! Смотрю вниз – там лес стоячий;
облако ходячее меня по шапке;
синь мелькает, зелень – луга да реки;
воздух обжигает, обреет щеки.
Видишь, конь, светлицу, красу-девицу?
Понастроят ишь, не допрыгнуть будто.
Первый раз – примерясь, второй – вполсилы,
в третий раз – достигнем до девы милой.
Встань, конь вороной, сивый конь, конь ярый,
как вкопан на воздухе – я успею
целовать ее в уста, щеки, шею,
получу от ней драгоценным даром
перстенек прям в лоб – светит, инда слепит.
Я с нея ширинку, чтоб замотать блеск,
будет час, сниму, перед ней предстану
молодцем, что ах – и князей не надо.
Встань передо мною, конь сивый, бурый,
дар батянин, встань, чёрти чем оплачен,
из земли темнОй конь на волю пущен!
Возит меня конь, слушает приказы:
как уздою дерну, так он в бок скачет,
но придет час нужный – он сам дорогу
выберет себе, нам двоим прям в пекло.
5
А не я ли то, братцы, был,
кто высоко прыгал
на коне лихом,
на коняке рьяном,
будто князь верхом,
этажи брал лихо?
А не я ли, братцы,
был, кто царевну
целовал, кто мял ей шелка-одежды,
кто до ней допрянул,
достиг, уметил?
А не я ли, братцы,
стал ликом светел,
лишь меня царевна
по лбУ печаткой?
А не я ли, братцы,
какой заместо
веточки-лучины
и сквозь тряпицу
так свечу в избе,
что не надо солнца?
А не я ли, братцы,
кто вас покинет
ради лучшей доли,
кто вас, сермягу,
с пира, пьянки, свадьбы
вон гнать в три шеи
повелит холопам своим?
– Ты, братец!
6
Я тебя брал, суженая, всяческим колдовством,
всяческим ведовством изводил тебя.
Мертвые водили меня, естеством
я жив есть пока, но дУшу я не все зря губя,
выгадываю за нее тебя.
Мне в родне, в подельниках – мертвец и конь,
я на дальних кладбищах разводил огонь,
ноги грел покойникам, речи вел
с ними, с безъязыкими, к ним пьян шел.
Смерть меня изведала на зубок,
оттого крив-косенький я чуток;
так-то – барин, князь младой, а в воде
отражусь как есть, как был, ряб везде.
Мы пойдем, невестушка, не к кресту –
к зеленУ ракитову ко кусту,
мы пойдем вокруг него гнуть круги,