Я спросил, откуда у него ключ от подъезда дома, и он сказал, что, провожая миссис Моллой в тот новогодний вечер домой, взял у нее ключ, чтобы отомкнуть дверь, и по рассеянности забыл его ей вернуть. Не исключено, что и солгал.
- Это несущественно. Наша задача - раскрыть убийство, а не любовную интригу. Продолжайте.
- Я сказал ему, что его глубокая привязанность к миссис Моллой видна, как говорится невооруженным взглядом, а также и то, что он во что бы то ни стало пытается ее выгородить. Тот факт, что он бросился ей на выручку, когда позвонил неизвестный, спрятал в карман оружие, отказался давать показания полиции - подобные детали дают сильные основания предполагать, что он подозревает миссис Моллой в убийстве собственного мужа. Он не стал этого отрицать, но и подтверждать тоже, и я понял, что попал в точку. В том случае, разумеется, если он сам не убивал Моллоя. Я дал ему также понять, что его отказ обсуждать случившееся даже с собственным защитником был понятен до тех пор, пока не стала ясна полная непричастность миссис Моллой к убийству, поэтому теперь я жду от него откровенного сотрудничества. Я заверил его, что "дама сердца" абсолютно вне всякого подозрения, ведь женщина и двое мужчин, с которыми она была в театре, показали, что миссис Моллой весь вечер не отходила от них ни на шаг. У меня оказалась с собой газета, в которой говорилось об этом, и я дал ему прочитать. Он вдруг весь затрясся и стал просить Бога благословить меня. Я смиренно заметил, что в настоящий момент это самое благословение гораздо нужнее ему.
Фрейер прокашлялся и отхлебнул из стакана.
- Тогда он прочитал газету снова, на этот раз внимательней, и выражение его лица изменилось. Он сказал, что женщина и оба мужчины - давнишние и близкие друзья миссис Моллой и что они ради нее готовы на все. Так что если она и отлучалась из театра, они ее не выдадут. Я не уловил никакого смысла в этой его фразе, разве только то, что он сам к убийству не причастен. Думаю, она вырвалась у него случайно - ведь тем самым он подвергал сомнению алиби миссис Моллой, которое можно подвергнуть более тщательной проверке и, окажись оно сфабрикованным, эта женщина поменялась бы с моим клиентом местами. Поэтому я сделал вывод, что у него не все в порядке с логикой.
- Вы абсолютно правы, - кивнул Вулф.
- А я лишний раз убедился в его невиновности. Это его близкое к истерике состояние облегчения, когда он узнал, что у миссис Моллой имеется алиби, все его метания, то, как он изменился в лице, прочитав газету более внимательно и поняв, что стопроцентной уверенности быть не может - поверьте, он не мог все это разыграть. Я - стреляный воробей, и если он меня разыграл, пускай меня исключат из корпорации барристеров* в связи с профессиональной непригодностью.
* Барристер - высшее звание адвоката (англ.)
- Разумеется, я не стану арбитром в данном вопросе, - заметил Вулф, так как вашего клиента, как говорится, в глаза не видел. Но поскольку у меня имеются свои основания подвергать сомнению его виновность, я ваш вызов не приму. Продолжайте.
- Это фактически все. Позитивное. Осталось только негативное. Я пообещал ему, что не стану подвергать миссис Моллой перекрестному допросу и что не откажусь от этого дела. Мне, должен признаться, и не хотелось от него отказываться. Мне пришлось смириться с его отказом выступить в качестве свидетеля. Если мой клиент стал жертвой заговора, во главу угла должен быть поставлен вопрос идентификации звонившего в тот вечер анонима, фактически направившего его к Моллоям, однако клиент сказал, что сам ломал долго голову, пытаясь вспомнить, знаком ли ему этот голос, но безрезультатно. Он слышал хриплый, гортанный голос, вероятно, измененный, поэтому он даже приблизительно сказать не может, знаком ему голос или не знаком.
И еще два негативных момента.