Колганов проснулся и осознал, что кричит он сам.
Глава 2
В комнате жарко. Почти душно. Солнце, не сумев пробить плотное полотно штор, поступило проще и мудрее: просто обняло лучами-щупальцами весь дом. Однако, несмотря на это, его колотит озноб. Противный и беспощадный. Насквозь промокшая от пота простыня приклеила тело к кровати. Намертво. Он было попробовал приподняться, но оставил эту затею. Бесцельное изучение потолка всколыхнуло воспоминания.
Дурацкий сон… Ночная дорога… Нива… Люди в салоне… Кажется, семья… Потом откуда ни возьмись мертвяки… Брр. Что за бред?
Колганов раздосадовано потёр виски. Голова тяжёлая, словно вместо мозгов – чугунный шар. Впрочем, это следовало не только из ощущений, но и ввиду безуспешных попыток включить умственную активность. Внезапный приступ тошноты заставил приподняться на локтях. Он жадно дышал и отирал со лба крупные капли. Отпустило так же внезапно. После болезненного дискомфорта слабость кажется приятной, даже сладкой. Немного придя в себя, молодой человек усилием воли всё-таки принял вертикальное положение.
Что такое? И ведь не пил накануне. Не пил? Да, не пил однозначно! Взгляд упал на доказательство осмысленного. Вон он стоит на прикроватном столике, любимый Monnet VS. Золотисто-янтарное содержимое не откупоренной бутылки кажется если не эликсиром бессмертия, то, как минимум, лекарством от всех бед. Пытаясь противостоять первому, самому естественному порыву – приложиться к горлышку, Колганов зажмурился. А когда открыл глаза…
Что это, чёрт подери? Откуда… Я это не приносил домой… Ничего не понимаю…
Зазвонил телефон.
Глава 3
Упругие струи воды щекочут кожу. Стекают по небритым щекам и спине, исполосованной шрамами. Приятная прохлада. Ему это нравится.
Надо сделать холоднее
Температура воды понижается, а настроение повышается. И решимость. Так было, есть и будет всегда: холод приводит мысли в порядок. Цель выкристаллизовывается и становится ближе. Такая ясная и… желанная.
Но надо ещё побриться. Обязательно! Ведь сегодня праздник. Сегодня главный день в жизни. День, который бывает не у всякого человека за всё время его бренного существования. А ему повезло.
Да, мне несказанно повезло! Через час, может, через два, осуществит своё предназначение. Сделает это профессионально и… красиво. Да, именно так. Красиво. На зависть окружающим.
Отеревшись грубым вафельным полотенцем, приступил к следующему ритуалу. Извлёк из кожаного чехла видавшую виды клинковую бритву George Butler и принялся неторопливо затачивать на оселке. Здесь ни в коем случае нельзя спешить. Священный для мужчины, магический ритуал. Смочил камень водой и, придерживая инструмент указательным и большим пальцем, одновременно прижал гребень и кончик лезвия. Аккуратно провёл бритвой вдоль камня. В конце последнего перевернул её через гребень и прижал таким же образом, но другой стороной. И снова, размеренно и вдумчиво, провёл инструмент уже в обратном направлении. Со стороны вроде бы легко, но только на первый взгляд. Необходимо сохранять угол и правильную силу нажатия. Сие приходит с опытом. Следующая процедура – доводка лезвия с помощью кожаного ремешка с абразивной пастой. Здесь свои нюансы. Положив лезвие на поверхность плашмя, потянул вдоль, тупой гребневой частью вперёд. Затем в обратную сторону. И так несколько раз. До тех пор, пока не удовлетворился результатом. Выставив на свет торцом, внимательно осмотрел режущую кромку и аккуратно, почти нежно, проверил остроту подушечкой большого пальца. И довольно улыбнулся.
Закончив с бритьём, взялся сочинять нехитрый холостяцкий завтрак. Яичница с ветчиной и крепкий цейлонский чай. Разумеется, без сахара. В клетке у окна остервенело заливается канарейка. Порция корма заставила пернатого немного успокоиться. Мужчина несколько минут разглядывал птицу странным взглядом. Словно пытался что-то сообразить.
– Ты лопай, лопай. – Наконец, заговорил он. – Вот вернусь, заберу тебя, и мы отправимся в тёплые края. На юг. Чтобы никогда больше не видеть холодную ужасную зиму. Только ты, мой друг, и я.
Он замолчал, посмотрел в окно и снова перевёл взгляд на жёлтый комочек перьев. Протянул руку к клетке, но резко отдёрнул и сел за стол. Надо спешить. Цель не будет ждать.
Сначала хотел облачиться в недорогой, но новый серый костюм. Затем, поразмыслив, пришёл к выводу, что со своей ношей будет выглядеть нелепо и подозрительно. Поэтому остановил выбор на светло-жёлтой футболке, приобретённой в один день с любимой канарейкой, и ярко-красных шортах. Образ довершили белая бейсболка и темно-коричневые сандалии на босую ногу. Самое то для пятидесятилетнего, ещё крепкого, мужчины. Немного постоял в коридоре, взял с виду обычную 19-литровую, наполненную до краёв, бутыль для кулера и захлопнул за спиной дверь.
И только сейчас, спускаясь по лестнице, ощутил дрожь и страх. Страх. Ладони и спина покрылись липкой противной испариной. Выкрашенные серой краской стены и распахнутое настежь окно поплыли перед глазами. Мужчина остановился на середине пролёта и попытался взять себя в руки. От неловкого движения бутыль выскользнула из скользких рук и только в последний момент, благодаря недюжинной реакции, сумел её поймать. Дыши ровно, ровно, ровно. Успокойся. Приведи мысли и чувства в порядок. Цель близка. Цель совсем рядом. Иди, и ничего не бойся. Иди же!!
Выйдя на улицу, залитую ярким солнечным светом, человек немного успокоился. Нарочито неторопливо, вдыхая тепло и энергию утра, направился к машине. Прежде чем захлопнуть бутыль в багажнике, аккуратно сдёрнул многоразовую пробку с капроновым уплотнителем, и приблизил лицо к горловине. В нос ударил характерный запах бензина.
Глава 4
Сдавленный звук old phone накрытого подушкой телефона раз за разом, всё глубже и глубже, пробивает сознание. Не сводя взгляда со странных предметов на прикроватном столике, Колганов нащупал айфон и выудил из плена. Даже не видя экрана, безоговорочно уверен, что знает, кто звонит. В такую рань, а время 8.50, может звонить только Валя. Вернее, Валентина Кузьминична.
Чуть за сорок, ростом лишь немногим меньше, чем колгановские сто восемьдесят пять, она досталась, так сказать, в наследство от предыдущего главреда Бергера. Скоропостижно скончавшийся в результате несчастного случая, Михаил Борисович Бергер назвал своё детище «Восьмой день недели» и никогда не расставался с верной помощницей. Колганов же, вступив на должность главреда, не только сменил название журнала на «Девятый день недели», но и собирался избавиться от прошлого в лице Валентины Кузьминичны. Но в последний момент передумал. Почему? Он и сам не знал ответа. Прежде чем ответить на вызов, прокашлялся.
– Егор Анатольевич, доброе утро. – Колганов всегда поражался её тону, одновременно вежливому и не терпящему возражений. Не дожидаясь ответа, продолжила: мягко и безапелляционно. – Хотела бы напомнить вам о предстоящей встрече, запланированной на десять утра.
Молодой человек прекрасно ощущал немой укор в том, что время почти девять, а его, главреда и владельца издания, нет на рабочем месте. Сквозь тон секретарши так и сквозит: «Михаил Борисович никогда себе такое не позволял!». Однако спорить или как-то ставить её на место желания нет. Во-первых, рука… то есть язык не поднимается; ведь, в свою очередь, Валентина Кузьминична никогда не преступала грань дозволенного в отношениях «начальник – подчинённый»; во-вторых, настолько профессионально справляется со своими обязанностями, что только это и позволяет ему, непутёвому, просыпать начало рабочего дня и вставать с опухшей головой; в-третьих, да, если захотеть, можно ещё найти кучу причин.
При этом Колганов никак не может вспомнить, что за встречу накануне запланировал. Спросить Валентину? Глупо, потому что она подумает, что я снова бухал. Хотя это и не так. Впрочем, она же знает его как облупленного. Видит насквозь. Наверняка считает, что двадцатишестилетнему второсортному журналюге занимать пост главреда ещё рано. Но есть весомый аргумент «за» него: Михаил Борисович придерживался другого мнения, раз незадолго до смерти завещал «Восьмой день недели», абсолютно и полностью ему, юнцу, едва проработавшему в издании пару лет. Так с кем же я должен встретиться? А, чёрт, разберёмся на месте.