-- Почему я узнаю об этом самым последним?
-- Потому что вы бы ничего не сумели исправить. Потому что вас бы и слушать не стали.
-- Я хочу, чтобы меня выслушали, -- сказал Карапчевский. -- Соберите родительский совет, и я попробую их переубедить.
Директор засопел носом, как насос.
-- Я предупредил... -- глухо сказал он. -- Я предупредил, что уволюсь, если решение будет принято. Решение принято.
Он с трудом поднялся из-за стола и подошёл к окну. Заложив руки назад, он долго смотрел во двор. Слышалось только сопение. Карапчевский подошёл к директору и с тревогой заглянул в его лицо. Директор снял очки. Карапчевский махнул рукой, чтобы я уходил.
Перемена кончилась. В коридоре никого не было. На подоконнике лежала забытая кем-то -- или нарочно оставленная? -- книга "Чёрная земля фараонов". Старая книга, но издание прошлогоднее.
Из-за угла показались двое мальчишек из шестого или седьмого класса. Они неспешно подошли ко мне. Один -- тот, что пониже, -- смело сказал:
-- Здравствуйте! Вы новый учитель?
-- Нет, -- ответил я.
Мальчишки не отходили.
-- Уроки прогуливаете? -- спросил я.
-- Не прогуливаем, -- серьёзно ответил тот, что пониже. -- У нас учитель заболел. Остальные в библиотеке, а мы тут.
Второй -- тот, что повыше, -- откинул чёлку со лба. Кончики волос были опалены огнём.
-- Слушай, что это у вас у всех за галстуки? -- спросил я.
-- Это символ нашей гимназии, -- ответил тот, что пониже.
Мальчишки всё не уходили.
-- Нравится вам тут учиться? -- спросил я, чтобы что-нибудь спросить.
-- Очень нравится, -- сказал тот, что пониже.
Он засиял от гордости. Тот, что повыше, презрительно фыркнул. Он оставался на месте только ради приятеля.
-- А у вас в классе есть кханды? -- спросил я.
Тот, что пониже, перестал сиять. В его взгляде мелькнуло подозрение. Тот, что повыше, опять дёрнул головой и отвернулся. Как будто ему было противно слушать меня и просто находиться рядом.
-- Пошли уже! -- сказал он приятелю, но смотря в другую сторону.
-- До свидания, -- тихо сказал тот, что пониже.
-- До свидания, -- сказал я.
Когда они уходили, тот, что пониже, прихватил "Чёрную землю фараонов".
* * *
Карапчевский не раскрывал, чем закончилась встреча с директором. Мы шли тем же путём, которым я шёл в субботу с Артёмом, Майей и Денисом. Карапчевский смотрел вперёд. Он высоко задрал голову, лицо его было угрюмо.
Я устал -- не от ходьбы, конечно, а от постоянных встреч с новыми людьми. Давно у меня не было такого насыщенного событиями дня.
В аллее у театра Карапчевский сел на скамейку и сказал:
-- Вам, Иван, сегодня никуда идти не надо?
-- Вроде нет.
-- Тогда посидим здесь немного, а то голова раскалывается.
Я сел рядом. На афишной тумбе краснели огромные буквы "Антоний и Клеопатра".
-- Александр Дмитриевич, -- сказал я, -- я так и не понял, какие у меня обязанности.
-- Я ведь уже говорил: смотреть и думать. Мне нужен свежий взгляд на то, что происходит. Вот прошёл день. Какие ваши мысли? Что вы думаете о том, что видели?
-- Может, я ошибаюсь... -- сказал я.
-- Человеку свойственно ошибаться, как заметил бы Виталий Петрович, -- сказал Карапчевский. -- Выкладывайте.
-- Префект и этот... первый зам... -- Я подыскивал слова. -- Мутные они какие-то. Вроде бы хотят помочь, а сами... Не верю я им.
-- Почему? -- спросил Карапчевский.
Он ждал того самого слова. И дождался.
-- Дифферы они, -- сказал я. -- Извините... Дифференциаторы.
-- А Виталий Петрович? -- спросил Карапчевский.
-- Он, конечно, интегратор! -- сказал я. -- Но он же ничего не сможет сделать. Он уже старый и слабый.
-- Старый и слабый, -- сказал Карапчевский. -- Слабый и больной. Как и я.
Он что-то обдумывал.
-- Ладно, -- сказал он бодрым голосом. -- Мы пока не сдаёмся. Делай, что должно, и будь, что будет. Так ведь?
-- Так, -- ответил я, хотя фраза показалась мне не вполне логичной.
-- Пора расходиться, -- сказал Карапчевский. -- Поеду-ка я, навещу Диану.
Меня он не звал, а я не просился. Я подумал, что теперь можно забежать в библиотеку.
Мимо нас, по направлению к театральной кассе прошагали три девушки. Я проводил их взглядом -- мне показалось, что я увидел среди них Майю. Но ни одна из них не дотягивала до Майи -- ни фигурой, ни лицом. Все три были страшными. А судя по глупому хихиканью -- ещё и дурами.
Карапчевский по-своему понял мой взгляд и усмехнулся.
Глава III. Апрель, вторник -- пятница
Надписи на стене были замазаны свежей зелёной краской, но окно ещё не починили. Никита Максимович сидел на месте Дианы и печатал на машинке двумя пальцами. Когда он долбил по клавишам, казалось, что машинку разнесёт в клочья.
-- Саша улетел на север, -- сказал он. -- Два часа назад он уехал на аэродром вместе с первым замом наместника.
Я сник. После вчерашнего я не мог ни о чём думать. Только о том, как помочь Инткому и Карапчевскому. Я считал, что нужен Карапчевскому. Для того он и брал меня с собой в высокие коридоры, чтобы все поняли, что у него есть сторонники. Я не видел в его желании ничего зазорного. Если это нужно для дела, то я готов посветить физиономией перед сильными мира сего.
Мне казалось, что отныне он будет брать меня с собой, куда бы он ни поехал. Накануне я предвкушал скорый полёт на север, где никогда не был.
-- Вчера приходил инспектор, -- продолжил Никита Максимович. -- Завели дело, но никого, конечно, не найдут.
-- Почему? -- спросил я.
Никита Максимович набрал воздух в грудь и выдохнул. От этого могучего дыхания зашевелились листы на столе.
-- Да вы садитесь, Ваня, -- сказал он. -- Кстати, документы принесли?
Я передал ему документы.
-- Пойдёмте пообедаем, -- сказал Никита Максимович. -- Хотите есть? С утра ничего не ел. -- Он погладил свой безразмерный живот. -- Для этой топки нужно много горючего.
Я есть не хотел.
-- Ну, хоть чаю попьёте, -- сказал Никита Максимович.
-- Нет, спасибо, -- сказал я. -- Наверное, я пойду. Что мне здесь делать?
-- Пойду? -- сказал Никита Максимович. -- Ненадолго же вас хватило. В общем, я в столовую, а вы оставайтесь на хозяйстве. Приглядывайте за всем. Но в случае опасности в драку не лезьте. Последних сотрудников растеряем.
Последних сотрудников, подумал я. Кажется, я последний. А предпоследний?
-- Что с Дианой? -- спросил я.
-- Всё будет хорошо. Неделю в госпитале, потом отпуск на месяц. Диана нас не бросит. Так вы точно не хотите есть? Ладно, распоряжайтесь. Всё это богатство -- теперь и ваше. Можете пользоваться. Я вернусь минут через сорок.
Он достал из машинки лист, положил его в папку, папку спрятал в портфель, туда же засунул мои документы и вышел.
Я сбросил куртку и немного посидел просто так. Потом обошёл кабинет, заглядывая в шкафы. Бумаги Инткома были в полном беспорядке. Папки, тетради, брошюры, книги, отдельные листы заполняли всё пространство, они были на полках внутри шкафов, на шкафах, на подоконниках, на столах и стульях.
Я решил действовать наудачу -- со шкафа у двери. Папки стояли здесь в два ряда. Я вытащил одну, с надписью "О-ва (II)" на корешке. Папки "О-ва (I)" или "О-ва (III)" рядом не было. Жебелева бы сюда, он бы им показал, что такое архивистика.
Я уселся за стол и развязал тесёмки. Внутри я нашёл стопку листов с картами и планами.
Широкая карта из чертёжного свода пятнадцатого века заняла половину стола. Это была не фотокопия, а современная репродукция, поэтому цвета сохранились.
Ерга на этой перевёрнутой карте текла справа налево. От неё в обе стороны отходили извилистые притоки-щупальца. На южном берегу -- на карте он был наверху -- было несколько притоков. Среди притоков выделялась Туганка. В том месте, где она сливалась с Ергой, находился красный трёхбашенный острог с крупной надписью "Туганьск". На северном берегу -- на карте он был внизу -- притоков было гораздо больше. Истоки некоторых терялись за краем листа. Многие притоки соединялись вытянутыми озёрами.