Лодка ткнулась обшарпанным носом в каменистый берег. В тот же миг тяжелые кованые ворота отворились, словно сами по себе. Тео поднял ворот теплой мантии и укутался посильнее. Это чертово место сводило его с ума в прямом смысле слова. Он и представить не мог, каково это — находиться тут постоянно. Теодор не особо скрывал радость по поводу того, что избежал их участи.
После войны у него, как у персоны лояльной, но в целом непричастной к террору Волдеморта, не возникло проблем с трудоустройством. В аврорат его, хоть и скрипя зубами, но приняли, и это было куда лучше, чем мытье пробирок в Мунго — единственное, что смогла найти Панси Паркинсон. Малфой выбрал добровольное затворничество. Остальных бывших однокурсников тоже судьба не жаловала. Тео снова и снова перебирал воспоминания о старых знакомых — как будто эти мысли могли отогнать холод и унять пронзительный ветер. Ворота захлопнулись у Теодора за спиной, и он достал из кармана волшебную палочку. Повинуясь легкому взмаху, с ее кончика сорвалось молочно-белое облачко и, зависнув на миг в воздухе, приняло форму песца. Он застыл у ноги, ожидая, пока Тео сдвинется с места. Даже его шерсть трепетала на ветру, хотя раньше Тео никогда не видел подобного. В конце концов, телесным Патронус был только по определению, но не по сути, и его шерсть уж точно не могла трепетать на ветру.
Дементор потянулся было к Теодору, но отпрянул от песца и посторонился, пропуская Тео в распахнутую дверь. Тот переступил порог и оказался внутри. От камня веяло холодом, потеки на стенах покрылись инеем, а воздух, похоже, был не теплее, чем снаружи. Такой же стылый и пробирающий до костей.
— Без ветра — и на том спасибо, — проворчал Тео себе под нос, шагая к комнате для свиданий. Это жалкое улучшение ввело послевоенное правительство, и Теодор не мог сказать, лучше стало или хуже. Им с отцом теперь полагалось одно свидание в год. Пожалуй, было бы куда лучше смириться с тем, что отец заключен на этом проклятом острове на всю оставшуюся жизнь, и дело с концом, но эти чертовы гуманисты сделали хуже всем. Теперь и ему, и десяткам других родственников приходилось раз в год пересекать Северное море, чтобы «реализовать законное право на общение с членами семьи». И, конечно же, Теодору не повезло больше всех. Потому что сегодня он явился не с этой целью.
Чертов Поттер. Чертова память о том, кто Тео, его отец и что он сделал. На такие задания Поттер постоянно отправлял его. За эти двенадцать лет они так и не смогли наладить отношения: ни приятельские, ни тем более дружеские. Впрочем, Теодора устраивали и беседы в ключе «указание — отчет», а что там устраивало Поттера, его и вовсе не волновало. Хотя мог бы и съездить в этот раз. Понятно, что беседа с информатором, да еще и пожизненно заключенным в Азкабан — не дело для Главы аврората. Но не тогда, когда речь идет о бывшей сотруднице. Бывшей подруге. Бывшей героине.
Грейнджер уже сидела в комнате для свиданий за массивным, испещренным трещинами столом и смотрела в потолок. Только звук шагов заставил ее отвлечься от созерцания влажного камня и перевести взгляд на Теодора.
— Нотт, — хрипло резюмировала она, рассматривая его полубезумным взглядом.
— Грейнджер, — в тон ей протянул Тео и оперся руками о стол.
— Хоть что-то остается неизменным, — она криво улыбнулась. — Никак не продвинешься дальше по карьерной лестнице, все так же мотаешься по поручениям Гарри. А что ж он сам не приехал? Брезгует видеть меня такой?
— Нет, не думаю. Точно нет, — Тео вздрогнул. Меньше всего ему сейчас хотелось расстроить Грейнджер. Не приведи Мерлин, она обидится, и тогда вообще не скажет ни слова. — Он очень занят. И я бы, сама знаешь, не стал лишний раз тащиться в эту дыру, но у нас дело, требующее твоих знаний.
— Да ты что! — Грейнджер расхохоталась, поднялась со своего места, обошла стол и положила руку Теодору на правое плечо.
— Грейнджер, — он покачал головой.
— Тише-тише, — прошелестела она на ухо. — Если тебе нужны сведения, ты потерпишь. Ты ведь потерпишь, Нотт? Теодор?
Его имя, прозвучавшее из ее уст, резануло ножом.
— Грейнджер, это было давно.
— Конечно. Милый, ни к чему не обязывающий рождественский эпизод, — согласилась она и уселась на стол. Тюремная роба ее не красила: и без того стройная, на тюремной еде Грейнджер иссохла так, что стала похожа на скелет, обтянутый кожей. Немаленькие глаза на отощавшем лице казались огромными, а мягкие кудри превратились в жесткую паклю. Удивительно. У отца в первый же год тюремного заключения выпали все волосы, а вот копна Грейнджер не пострадала. Зато с зубами у нее была явная беда.
— Насколько я помню, твои родители были дантистами? — Теодор все же не смог удержаться, чтобы не кольнуть ее.
— Да, и хорошо, что они меня сейчас не видят, — на лицо Грейнджер набежала тень. — Ладно, что там у тебя?
— У нас трупы, Грейнджер. И я должен сразу спросить: кто еще, кроме тебя, мог знать то заклинание?
— Знать мог кто угодно, — Грейнджер закатила глаза и намотала на палец прядь волос. — Использовать, Тео. Использовать мог не каждый.
— Грейнджер, ты все так же невыносима. Тогда расскажи, что нужно, чтобы использовать это заклинание. Насколько я помню, это не просто палочкой взмахнуть.
Она снова хрипло рассмеялась.
— Да, я могу гордиться тем, что я сделала. Это были долгие месяцы подготовки, Тео. Ты можешь себе представить? День за днем я приходила и готовила свою месть, кипятила ее на огне гнева, томила под крышкой надежды, настаивала на обломках воспоминаний. Да, Тео, месть подается холодной, но она должна быть идеально приготовленной.
Теодор смерил Грейнджер долгим взглядом, вспоминая события пятилетней давности. Сначала магический мир потрясло жестокое убийство семьи аврора Грейнджер. Тео содрогнулся, вспоминая пепелище, оставшееся от ее дома, и обугленные тела мужа и детей — а ведь Хьюго не было и трех лет. Он тогда еще поразился, как спокойна была Грейнджер в следующие два месяца. Любая другая сошла бы с ума от горя, выла бы и каталась по полу крошечной квартирки, снятой за те деньги, что удалось занять у друзей и знакомых. Многие бы попытались покончить с собой или сбежать, но Грейнджер вышла на работу на следующий день после похорон. «Стальная Грейнджер» — так называли ее в кулуарах. Многие сотрудницы Министерства выплакали по пинте слез над ее горем, но сама она, похоже, не пролила ни слезинки. От дела Мальсибера ее отстранили и даже поручили разбирать архив, чтобы оградить от излишних потрясений. Она, как ни в чем не бывало, приходила на работу и выполняла поручение. Правда, говорила совсем мало и только с некоторыми. С Поттером, разумеется. С Браун из Отдела регулирования магических популяций. И, как ни странно, с Теодором. Он не знал, чем заслужил расположение, но против ничего не имел. Хотя все ее разговоры сводились к обрывочным фразам — если за день она произносила больше десяти слов, это можно было бы назвать удачным днем. Потом, когда все поверили, что Грейнджер пережила утрату и смирилась с ней, грянул гром.
Всю семью Мальсибера, в том числе и его самого, нашли мертвыми на заднем дворе их собственного дома, выгоревшего дотла. Все пятеро были словно вывернуты наизнанку: острые концы переломанных костей пробили кожу, внутренние органы вывалились наружу из вспоротых животов, белки глаз полностью покраснели, из ушей и рта вытекла кровь. Тела нашли на рассвете, и Тео, наверное, уже никогда не забыть алые искорки на инее, покрывшем их.
— Ты вспомнил, — Грейнджер облизнула губы и придвинулась к нему. — А я никогда не забываю. Здесь, в Азкабане, я вижу их сутками. И днем, и ночью, Тео. И днем, и ночью. — понизила она голос до шепота.
— Что нужно для этого заклинания? — холодно спросил Теодор. — Я приехал за информацией, Грейнджер. Ты знаешь, как тяжело выбить разрешение на посещение. Особенно на посещение тебя. Ты представляешь, сколько подписей мне пришлось собрать?
— Ты привез то, что я хочу? Если ты хотел информацию, ты должен помнить, что я прошу.