Корд облокотился о стол, сощурился в насмешливой улыбке.
— Поспорили, — тут он кивнул на остальных смеющихся приятелей, — кто из нас крепче.
— И как будем проверять? — Пожалуй, глаза Камира оживились впервые за последнее время.
Корд сделал вид, что задумался (хотя, зная его, можно было догадаться, что он давным-давно уже всё придумал, а теперь просто игрался):
— А давай соревноваться, кто больше эля выпьет? Если не боишься, конечно, я ведь всё равно выиграю.
— Это мы ещё посмотрим, — коротко возразил Камир, снимая плащ и садясь за стол.
Уже лет двадцать Камира в этом состязании никто победить не мог, и Корд не победил бы. Можно было и не соглашаться, но что-то вдруг всколыхнулось внутри, загорелось, прямо-таки приспичило доказать всем, что его и теперь никто не обойдёт. И желание это было превыше всего, даже возможных последствий.
А эль был прохладный и пенный. Варили его эльфы из ароматных трав и кореньев, щедро сдабривая хмелем и мёдом, хранили в дубовых бочонках, охлаждали в холодных речках. Пьянели от него легко и весело, проспаться после него тоже труда не составляло, так что лился на праздниках эль рекой!
Дейл, общий их приятель, решивший в этом споре судействовать, бухнул на стол две кружки с пенным напитком и объявил:
— Кто за столом усидит — того и победа!
Корд нетерпеливо схватился за кружку:
— Уж эль-то я пить умею!
— Посмотрим, — только и сказал Камир.
Дейл заливисто свистнул, объявляя начало поединка. Молодёжь собралась вокруг, подбадривая и подначивая, подкатывая бочонки и подливая эль в пустеющие кружки. После двенадцатой Корд опьянел и свалился под стол, Камир выпил пятнадцать и за столом усидел. Опьянел, пожалуй, но меньше, чем от себя ожидал: только в ушах зазвенело, да голова немножко вскружилась. Дейл со смехом надел ему на голову венок из хмеля и провозгласил:
— И вот он, Хмельной Король! Давайте выпьем в его честь!
Молодёжь бурно поддержала предложение, подставляя кружки, опрокинулся над ними ещё один бочонок. Камир с готовностью подставил кружку, залпом выпил её, подставил снова, но тут его качнуло, он выронил кружку и сделал несколько шагов от стола. Признаться, почувствовал Камир себя значительно лучше, чем утром: захотелось смеяться и танцевать вместе со всеми. Он кивнул собственным мыслям и, покачиваясь, направился к танцующим. Откуда-то вывернулась Фарра, эльф схватил её за локоть:
— Хочешь потанцевать?
Та с радостью согласилась, но заметила:
— Да ты совсем пьян?
Юноша легко усмехнулся, невидяще посмотрел ей в глаза:
— Вовсе нет!
Они закружились в вихре танца. Фарра искренне радовалась, что он хотя бы так обратил на неё внимание. Камир забыл обо всём. Земля кружилась под ногами, взлетали и потрескивали искры костров. Перед глазами у эльфа вдруг потемнело, а висок нестерпимо заныл. Камир остановился, схватился за голову, задышал тяжело и прерывисто.
— Что с тобой? — испугалась Фарра.
— Голова… закружилась… — помедлив, ответил эльф, выходя из круга танцующих.
Эльфийка побежала за ним.
— Плохо, что ты неправду говоришь! — с укором сказала она.
Эльф добрёл до первого попавшегося деревца, упал на мягкую душистую траву под ним, в тенёчке.
— «Неправду»?
— Ты ведь пьян.
— Да нет же, — возразил эльф, пытаясь хотя бы сесть, но безуспешно.
— Я же вижу.
— Не пьян, — упрямо повторил Камир, постепенно приходя в себя. Эльфы вообще отходчивы. — Да разве опьянеешь с каких-то шестнадцати кружек? Это всё Корд с его спором!
— Шестнадцать? С ума сошёл! — ужаснулась девушка.
— Да уж какой есть… — засмеялся эльф, накрыл глаза ладонями и выдохнул: приятная прохладца в тени кудреватой кроны отрезвляла лучше холодной воды.
Фарра вдруг спросила:
— Камир, когда собираешься к Тайне приобщиться?
Камир был слишком пьян, чтобы понять её встревоженный, но бесконечно любящий взгляд:
— Когда-нибудь. Мне торопиться некуда, всего-то сто шестьдесят лет!
Эльфийка обвила колени руками и задумчиво спросила:
— Как думаешь, в чём она состоит?
— Кто где стоит? — рассеянно переспросил эльф.
Фарра вспыхнула, вышла из себя:
— Тайна! Я о Тайне говорю! А ты совсем отупел от эля!
Выкрикнув это, она убежала. Камир растерянно посмотрел ей вслед, не совсем понимая, с чего это она вдруг на него взъелась. Да, пьян немного, но отчего же злиться? Он пожал плечами, запрокинул голову и стал смотреть в небо.
Небо было яркое, синее, с лазурными просветами облаков, с сияющими всполохами солнца.
«И море наверняка такое же», — вдруг подумал эльф.
Он закрыл глаза и попытался представить себе море. Это ему никак не удавалось: мысли то и дело разбегались, образы путались.
«Эль», — вполне трезво подумал Камир и зевнул. От хмеля в голове (да и на голове) клонило в сон.
Эльф закрыл глаза, но не уснул, вспомнились слова Фарры насчёт Тайны.
Пожалуй, Тайну узнать хотелось. Те, кто желал этого, проходили Обряд, после чего жили вместе, а спустя время у них в доме появлялись эльфята. О том, в чём же эта Тайна заключается, никто не говорил — запрещали. Хочешь узнать — готовься к Обряду!
Но Камир был твёрд в своём решении: «Сначала увижу чужедальние страны, море, а потом приобщусь к Тайне. Вместе с Фаррой, если она, конечно, захочет».
— Почему ты не празднуешь со всеми? — вдруг раздался голос прямо возле его уха.
Эльф вздрогнул, подскочил, открывая глаза, и увидел дриаду, наполовину высунувшуюся из деревца, под которым он лежал. Был бы он потрезвее, удивился бы тому, что увидел. Дриада! Настоящая! Так близко, что рукой дотянуться можно! Когда их уже сто лет никто не видел! Дриада показалась Камиру необыкновенно красивой, ведь у неё были такие чудные зелёные глаза и зеленые же кудреватые волосы, скрывающие от любопытных глаз её наготу.
— Как тебя зовут, коринна? — спросил он, на всякий случай протерев глаза.
Дриада не ответила, но протянула ему тонкую свирель, вырезанную из ветки её же дерева. Свирель и была веткой до того, как коснулась ладони эльфа!
— Сыграешь мне, повелитель мой? — попросила она.
И опять надо бы удивиться, на этот раз — подобному обращению, но эльф только смутился и хотел было сказать, что и играть-то он плохо играет, да и выпил порядочно. Но дриада так открыто и ласково на него посмотрела, что он это сказать не решился — приложил свирель к губам и подул в неё. Раздался красивый, но несколько резковатый звук, оборвался неожиданно и утих, теряясь в летнем зное. Ободренный, эльф подул снова, и полилась над лугами чудесная музыка.
Сам Камир, очарованный ею, забыл обо всём на свете, потерялся в её волнах и уже не замечал, что всё вокруг стихло: не прыгали через костёр эльфы, не танцевали эльфийки, не переговаривались старцы, не плескались в воде эльфята — все стояли и с восхищением слушали его музыку. Даже птицы перестали петь, и ветерок утих, заслушавшись. И среди абсолютной тишины звучала свирель Камира, рождая потрясающую музыку. Она лилась и лилась, то нарастая, то становясь тише, то и вовсе стихая.
По щекам дриады покатились слёзы.
— Золотые уста, серебряные пальцы! — прошептала она, накрывая рот длинными пальцами. — Знал бы ты, что тебя ждёт!
Сказав это, дриада исчезла в дереве. Камир не услышал её слов, он вообще ничего не слышал, кроме музыки. Каждый звук её казался чудом.
Играл он едва ли не несколько часов, потом почувствовал, что нахлынула усталость, а восторг и упоение растаяли как дым. Тогда эльф отнял свирель от губ и только теперь заметил, что все стоят вокруг него и смотрят на него восторженными глазами.
— Что-то случилось? — растерялся Камир.
— Ох, — воскликнул Дейл, — что ж ты до сих пор молчал о том, что играть умеешь!
— Э-э… — промямлил юноша, обводя собравшихся вопросительным взглядом.
Он увидел Фарру — та давно забыла обиду и теперь улыбалась. Он увидел Сэлму — и её взгляд был преисполнен гордости. Он увидел многих — и во всех глазах читалось одно восхищение. Пожалуй, он только теперь понял, какой замечательной вышла его музыка. Ведь среди стоящих вокруг него был и Орсон, старейший эльф в Эльфрисе: ему было полторы тысячи лет. Никто из эльфов не жил столько, а этот прожил. От времени волосы Орсона стали серебряными, как снег на вершинах гор, серебром лучились и мудрые глаза — да ярче сверкали в них сейчас слёзы.