– Да я на таком знаешь сколько налетал? – прихвастнул я. – Мастер. Где он у тебя хранится? Мне нужно сегодня обязательно слетать туда, дело одно есть.
– В гараже, – сказал брат, – но лучше будет, если я тебе дам провозной вылет, чтобы удостовериться, что все в порядке.
– Не боись, – сказал я, – все и так будет в порядке. Полечу туда с ночевкой, завтра утром вернусь.
– Смотри, – как-т протяжно и с сомнением сказал брат, – перед полетом заряди свой телефон и информируй меня, если что.
Брат довез меня до гаражей. Показал свой автожир. Самоделка, но на оборонном заводе такие мастера, что фору дадут многим авиастроителям. На автожире установлен «жигулевский» моторчик, бак полный. Брат показал, как лопасти приводятся в рабочее положение и сказал, что посмотрит, как я буду взлетать прямо от гаражей.
Когда я сел в кресло пилота, то у меня промелькнула мысль, а не слишком ли я самоуверен, собираясь лететь на автожире, имея только теоретические знания, которые я получил во время просмотра видеороликов и полетах этих летательных аппаратов. Но, как говорится, назвался груздем – полезай в кузов.
Я включил мотор и начал раскручивать несущий винт, наблюдая за показаниями тахометра. Весь аппарата затрясло как в лихорадке, вызывая не особенно приятные чувства. Лучше, конечно, сидеть на пассажирском кресле, наблюдая за всем этим со стороны и думая, как же легко управлять этим аппаратом. При двух тысячах оборотов аппарат понесло вперед, и он начал задирать нос, стараясь ударить хвостом по земле, так что для выравнивая его мне пришлось изо всех сил толкать ручку управления от себя. У самолета все наоборот. Там для взлета нужна брать ручку на себя, одновременно выпуская закрылки и самолет вспухает над землей. Здесь все наоборот.
Автожир несся по земле и поднимал ноя, пытаясь чиркнуть хвостом по земле и наконец оторвался от земли с намерением клюнуть носом в землю. И тут я успел перехватить его, потянув ручку управления на себя. Автожир как бы успокоился и продолжил набирать высоту. Набрав примерно триста метров высоты, я уменьшил шаг несущего винта и автожир плавно полетел вперед, падая в каждую попавшуюся по пути воздушную яму. Ощущение не из приятных. Можно этого избежать, набрав высоту примерно полторы тысячи метров, но для первого раза и этой высоты для меня достаточно. По пути не должно быть никаких останкинских башен или других сооружений огромной высоты.
Сколько раз я кори себя за то, что многие поступки у меня спонтанные. Лучше заранее готовить эти спонтанные действия, тогда и результат будет положительным. Обычно все летательные аппараты летают по компасу, а я даже не знаю, каким курсом мне нужно лететь. Пришлось лететь к одному из видимых ориентиров, развилке дорог у дома моих родителей и ориентироваться по изгибам дороги. То есть, лететь над дорогой. Летчики так частенько делают.
Долетев до соседнего райцентра, я нашел речушку Филипповка и полетел вдоль нее прямо к деревне Векшино – родине моих родителей.
Весь полет у меня занял час с небольшим. Скорость небольшая, примерно сто километров в час, пока облетал один населенный пункт, другой, чтобы сориентироваться, а тут и деревня оказалась подо мной.
От деревни остался один дом. Дедовский и уже не в том состоянии, в каком он был раньше. Сделал облет вокруг. Я не увидел следов присутствия там людей. А и кто будет топтаться в пустой деревне, от которой остался один дом, а до крупных населённых пунктов минимум десять километров.
Посадку я совершил прямо перед домом на старой дороге, которая была утрамбована как камень, на котором даже трава не росла. Посадка была не из легких. К месту посадки я подошел, плавно снижая скорость. Автожир упрямо пытался сесть на хвост, а я его выравнивал так, чтобы его нос не задирался вверх. Немного прокатившись по дороге, аппарат остановился, и я выключил зажигание. Все стихло. Я убрал фиксаторы несущего винта и лопасти упали как лепестки внезапно увядшей ромашки. Мало ли, вдруг поднимется и начнет раскачивать аппарат, а лопасти очень восприимчивы к ветру и могут опрокинуть аппарат.
Перед посадкой я позвонил брату и сообщил, что приземляюсь и все в порядке. После посадки связь прервалась. Похоже, что поблизости нет ретрансляторов операторов мобильной связи.
Я выбрался из автожира и меня окутала тишина. Плотная тишина. Ни его единого шумка. Ни лая собаки, ни пения петуха, ни мычания коровы, ни скрипа телеги, ни чирикания воробьев. Вокруг был пустыня с отдельным домом, вокруг которого на всей видимости глаз не было ни одного дерева. А когда-то возле каждого дома росла черемуха и обязательная сирень. Каждый хозяин хвастался вкусом свой черемухи и размером бутонов сирени, а мы, пацаны, рвали зеленую черемуху и стрелялись ею из трубочек. Зеленые «пульки» довольно чувствительно прилетали к противникам.
Дом был не закрыт. В пробой была вложена вичка как в старые и добрые времена. Хотя, кому они тогда были добрые? Разве что нам, городским внукам, приехавшим погостить к бабке с дедом. Для деревни российской времена испокон были недобрые и трудные. Как к деревне относился город, так и деревня относилась к городу.
Деревенские чужие и брошенные дома не рушат. Это дело городских. Деревня завсегда готова порушить барскую усадьбу и взять оттуда что-нибудь для себя, потому что помещик всегда был врагом крестьян. А иначе и быть не могло. Чуть только дай слабину деревне, как сам будешь в рабах у этих обездоленных.
Второй момент. Закрывать на замок – это себе дороже. Если закрыто на замок, значит – закрыто что-то ценное. Замок как сладенький кусочек для любителей пограбить чужое.
И третье. Если замок открыть не смогут, то его сломают. Попортят нужную в хозяйстве вещь.
На калитке блестело металлическое кольцо, приводившее в движение язык защелки. Кольцо большое, кованое, отполировано руками и просто было удивительно, что его не тронула красная ржавчина. Как-будто это кольцо было сделано из метеорита, которое мужики нашли в излучине реки.
Все пространство между калиткой и высоким крыльцом заросло травой и две доски, положенные в незапамятные времена, белели как обычно, но под ногой уже не было той привычной твердости дерева, а была труха, которая исчезнет через год или два.
Банька справа от дома от дома еще глубже вросла в землю, а колодезный ворот под навесом предбанника блестел точно так же, как и во время моих приездов, ежедневно доставая большое количество нужно для пищи и для других нужд прозрачной воды.
Глядя на колодец, мне вдруг остро захотелось пить. Как в пустыне, увидел воду, нужно напиться досыта и вдоволь. Крышка колодца поросла мхом и стенки колодца были влажными и в некоторых местах покрыты паутиной. Но оцинкованное ведро было сухим и не тронуто ржавчиной. Кованое кольцо, приклепанное к дну, блестело точно так же, как и кольцо на калитке. Вода блестела внизу и от каждого моего движения по воде пробегала мелкая рябь.
– Эй! – крикнул я в колодец и не получил ответа.
– Не кричи в колодец, – говорила мне бабушка, – разбудишь водяного.
– Водяной живет в реке, – рассказывала бабушка. – А вода у нас где? Правильно, в реке, в колодце, в ведре и даже в чайнике. Поэтому лучше всего не трогать водяного, пока он в хорошем настроении и не напоминает о себе.
– А водяной плохой или хороший? – спрашивал я.
– Кто его знает, – начинала сомневаться бабушка- – У плохого человека он плохой, а у хорошего человека – хороший. А иногда бывает все наоборот.
Вот это «все наоборот» ставило меня всегда в тупик.
– Как это все наоборот? – спрашивал я.
– Под водяного работают русалки и мавки, – сказала бабушка, а все сваливают на водяного.
– А кто такие русалки и мавки? – удивлялся я.
– Русалка – это дух покойника, который сам утопился. А мавка – это дух умершего некрещенного ребенка. Вот эти злые и всегда губят попавшего к ним человека, – рассказывала моя бабушка, которая считала себя человеком набожным и при каждом случае осеняла себя крестным знамением, а иконостас в красном углу был очень богатым, хотя дед мой был коммунистом военного времени.